Впереди нас по-прежнему катился грузовик Лысого, и в правом большом боковом зеркале я видел бегущую за нами «тойоту» Алика.
— Кыся... У тебя совесть есть? Я тебе кыскаю, кыскаю и так, и эдак, а ты — ноль внимания, — обиделся Водила.
Я спохватился и потерся мордой о Водилино ухо и виновато промурчал: «Прости, Водила... Задумался. Извини меня, пожалуйста...»
—То-то же! — обрадовался Водила. — Я говорю, глянь, чего я тебе на дорожку в той лавке припас!..
И Водила выкладывает на мое сиденье коротенькую колбаску, величиной с нормальную сардельку, в прозрачной упаковке, сквозь которую видно, что это никакая не колбаска, а самый настоящий сырой фарш! Такой же, как тот, который я лопал в столовой на Ганноверской заправке. Только там это называлось «татарский бифштекс».
Я спрыгнул со спинки кресла вниз на сиденье, обнюхал эту колбаску, и несмотря на то что она была с обоих концов запакована металлическими скобками, я все-таки почувствовал, что к фаршу там явно примешан и сырой лук, с которым у меня с детства натянутые отношения.
Мне очень не хотелось огорчать Водилу, и я промолчал. Но Водила тут же сказал:
— Я посмотрел там в столовке, как ты этот фарш трескаешь, так сразу сообразил — надо моему Кысе эту хреновину на дорожку купить. «Цвибельнвурст» называется. Там лучок, приправки всякие. Я его лично — жутко обожаю! Но ты не стесняйся, если тебе с луком не по вкусу, —найн проблем! Я и ветчинкой отоварился. Так что— выбирай. И молока я тебе пакет купил. Честно скажу — пожиже. Всего полтора процента жирности. А то... По себе знаю, я как тут в Германии нормального молока попью, потом дрищу как умалишенный! Извини за выражение — сутки с горшка не слезаю. Непривычные наши русские желудки к нормальному молоку — нам, как всегда, подавай разбавленное, бля...
Спустя часа полтора стало быстро темнеть. Встречные машины уже почти все шли с зажженными фарами. Мы тоже включили «ближний свет», как сказал мне Водила.
Теперь, когда за окнами стала опускаться на землю темно-серая мгла, в нашей кабине, достаточно симпатичной и при дневном освещении, от мягкой зеленой подсветки приборов стало удивительно уютно и благостно.
На какое-то мгновение вдруг показалось, что нет в мире никакого кокаина, пистолетов с глушителями, Барменов, Лысых и разных профессиональных Аликов...
— Нет, Кыся, нам главное, чтоб нас никто до Мюнхена не тормознул! — упрямо сказал Водила, напрочь разрушив мои сладкие иллюзии, навеянные мягким светом приборного щитка — Не станут же они пулять в центре большого города?! Там-то мы уж как-нибудь отмахнемся. Мне бы товарища «Калашникова». Я бы им, блядям, показал светлое будущее! Ладно, хер с ними пока... Давай-ка перекусим лучше.
Очень ловко, не снижая скорости и не снимая левую руку с руля, одной правой рукой и зубами Водила разорвал целлофановый пакет с ветчиной, «колбаску» с фаршем, открыл коробочку с сыром и вытащил булочки. Все это он разложил на бумажном полотенце прямо на моем сиденье, для себя открыл большущую бутылку кока-колы. Мне же Водила ухитрился налить молока в неизвестно откуда появившуюся квадратную пластмассовую коробочку.
— Ты не брезгуй этой посудкой, — сказал мне Водила — Она из-под мороженого, чистая. Я ее специально для тебя в лавке попросил. Так что прошу к столу, Кыся!..
* * *
А через два с половиной часа произошло то, что я уже один раз ВИДЕЛ.
Когда до Мюнхена оставалось километров десять и в лилово-черном небе уже светилось гигантское розовое зарево большого вечернего города, я увидел, как белый микроавтобус «тойота» выехал из правого ряда в средний, мгновенно поравнялся с нами, а затем...
Вымотанный дальней дорогой, Водила смотрел только вперед. Я же, чтобы лучше видеть, что произойдет дальше, перелез со спинки своего кресла на спинку кресла Водилы и привалился боком к его затылку. Мало ли куда еще захочет выстрелить этот страшненький Алик?.. А так я хоть смогу успеть наклонить голову Водилы пониже...
Водила рассмеялся, сказал мне хриплым от усталости голосом:
— Точно, Кыся... Давай помассируй мне шею, а то затекла, черт бы ее побрал! Старею, Кыся. Мать ее за ногу— судьбу шоферскую...
Затем я увидел, как автоматически опустилось правое стекло кабины «тойоты» и оттуда высунулась худенькая рука Алика с большим пистолетом и навинченным длинным глушителем из американских телевизионных сериалов.
Мало того, я увидел лицо Алика... Левой рукой он держал руль, поглядывал на дорогу, бежавшую нам навстречу со скоростью сто двадцать километров в час, и старался перегнуться от руля в нашу сторону так, чтобы точно попасть из пистолета нам в левое переднее колесо.