Особенно,... 
42 
— Я - Артём, князь уличский, большой воевода киевский! — гаркнул он. — Знаешь меня, Хоревой?
— Знаю тебя! — завопил хан. — Ты был средь тех, кто погубил бесстрашного воина, моего отца Кайдумата! Вы, русы, заманили его в ловушку и убили. Я рад, что нам попался именно ты, волк! Сдавайся или умрешь!
— Я-то, может, и волк, а вот твой отец был жадным и глупым шакалом! — насмешливо крикнул Артём. — Хотел украсть чужую овцу, но пришел хозяин и забил его палкой! Слышишь, хан? Твой отец не пал в бою, а сдох, как собака. Его забили палкой и бросили на поживу стервятникам! И вместе с ним — всех паршивых псов-хоревой, которые посмели скалить зубы там, где им следует скулить, поджав хвост! Вижу, их щенки выросли такими же слабыми и глупыми! Сними свои доспехи, степняк, сложи их у моих ног и убирайся прочь, лизать под хвостом своим сукам! Или, клянусь своей саблей, я нарублю тебя на куски и скормлю падальщикам!
— Ты сам трусливый шакал! — завопил хан. — Слезай сюда, ко мне! Я вырежу твой лживый язык и отдам своему кречету!
— Откуда у тебя кречет, щенок? — Артём засмеялся. — Это, должно быть, крашеная курица. Охотиться за червями в навозной куче — вот добрая охота для такого, как ты! Ставлю боевого коня против селянской клячи: если я спущусь со стены, ты тут же бросишься наутек, под защиту таких же щенков! Ни один Хоревой не посмеет сразиться с русом один на один!
— Ты спустись — и я покажу тебе дерьмо из твоих кишок, рус! — бешено заорал хан.
— Прикройте меня, если они нападут, — велел Артём.
И прежде, чем кто-то успел запротестовать, махнул на землю с двухсаженной высоты, уже в прыжке выхватывая саблю.
— Ну, кутенок, покажи зубки!
Печенег взвизгнул от ярости и бросил коня на Артёма. Тот отпрыгнул влево, перехватил целящее в лицо копье левой рукой, а правой наотмашь хлестнул саблей по конскому боку пониже стремени, вспарывая подпругу, и с силой толкнул копье от себя.
Раненый конь завизжал громче, чем его хозяин. Метнулся в сторону, седло съехало — и толчок довершил дело. Молодой хан грохнулся наземь. Позор для степняка немыслимый.
Артём не дал ему времени «насладиться» унижением. Прыгнул на упавшего, врезал остроносым сапогом пониже края кольчужной юбки, ухватил за шкирку скрючившегося, воющего хана и бросился к стене. Оттуда уже скинули веревку с крюком, который Артём тут же поддел под ремень печенега, ухватился сам — и дюжина крепких рук проворно потащила его наверх. Слаженный залп из городка ударил в ошеломленных печенегов, собрав еще десяток жизней. Ответ последовал с опозданием, и довольно вялый: степняки боялись попасть в своего хана.
Пленника перетащили через зубцы, скинули на дощатый настил, разогнули, спутали руки-ноги.
— Ну, князь, скажу я: не зря песни поют о твоей доблести и храбрости! — с восхищением произнес Горомут.
— Не в храбрости дело, — сказал Артём. — Главное: теперь копченые мимо нас грабить не пойдут. Им непременно надо отомстить. Или о Хоревой такие песни в Диком Поле запоют, что останется им только зарезаться от стыда. А теперь, сотник, пора нам подумать о том, как уцелеть самим. Помощь нужна.
Горомут глянул на черный хвост дыма, поднимающийся над сторожевой вышкой. К сожалению, погода была неудачной, и дым не уходил высоко в небо, а черным клубом висел над крышами. Издалека не увидишь.
— Моя вина, — сказал Горомут. — Надо было вестника с бабами отправить. Пожалел. Каждый вой на счету. А теперь — поздно. Разве только ночью…
— Горевестник уже скачет, — успокоил сотника Артём. — А сейчас мы еще одного пошлем. Самое время.
Он кликнул отрока, взял чернила, перо, полоску тонкой шелковой ткани, набросал несколько строк по-ромейски, сунул в крохотный туесок. Отрок подал голубя с синей отметиной на лапке — знаком отцовой голубятни. Артём собственноручно привязал письмо и подбросил птицу вверх. Несколько мгновений — и крылатый посланец потерялся в небе. За него можно не беспокоиться. У боярина Серегея — отменные голуби. Соколу не настичь.
— Два дня нам надо продержаться, — сказал он сотникам. — Может быть — три… А там и помощь приспеет.
— Владимирова дружина? — обрадовался Горомут.
— Вот этого не знаю. Но помощь будет точно.
У отца ныне Ионах гостит. Приехали с сестренкой детишек показать, а заодно подзаработать — проводить отцовы лодьи до Днепровского устья. Не с сестренкой, ясное дело, а с пятью сотнями тмутороканских хузар, коим копченых побить — великая радость. А если батюшка еще сотен пять собственной гриди прибавит — конец орде Хоревой.
42 
