– Уже лучше, – сказал Харди с улыбкой в голосе. – Прогресс налицо, детка.
– Я не детка. Я всего на пару лет младше тебя.
– Ты совсем еще крошка. Ты даже не целовалась.
Слово «крошка» меня больно ранило.
– Откуда ты знаешь? Только не говори, что тебе одного взгляда на меня достаточно, чтобы понять это. Если я скажу, что целовалась с целой сотней мальчишек, ты все равно не сможешь доказать обратного.
– Если ты хоть раз целовалась, это меня очень удивит.
И меня вдруг охватило невероятное сожаление оттого, что Харди прав. Мне бы хоть немножко опыта и уверенности, и я бы выдала что-то вроде: «Тогда готовься удивиться», – а потом подойти и влепить ему такой поцелуй, чтобы ему крышу начисто снесло.
Но этот сценарий никуда не годился. Во-первых, Харди был намного выше меня, и, чтобы достать до его губ, мне пришлось бы карабкаться по нему вверх. А во-вторых, я не имела ни малейшего представления о технике поцелуев: как это следует делать? Разомкнув губы или сжав их? А куда девать язык? Когда закрывать глаза?.. И хоть я не стеснялась, когда Харди смеялся над моими неуклюжими попытками забросить мяч в корзину – ну, разве что самую малость, – я бы просто умерла от стыда, если б он посмеялся над моей беспомощной попыткой поцеловать его.
А потому я только пробормотала:
– Ты знаешь не так много, как тебе кажется, – и пошла за мячом.
Люси Рейз спросила, не хочу ли я подстричься у Бауи – в модном хьюстонском салоне, где стриглись они с мамой. Придется, конечно, раскошелиться, предупредила она, но как только Бауи раз сделает мне хорошую стрижку, я потом, возможно, смогу уже найти себе парикмахера в Уэлкоме, чтобы поддерживать эту прическу. Получив добро от мамы и собрав всю мелочь, которую я накопила, нянчась с соседскими детьми, я сказала Люси, чтобы она звонила парикмахеру. Через три недели мама Люси отвезла нас в Хьюстон на белом «кадиллаке» с желтовато-коричневой обивкой, кассетником и стеклами, которые поднимались и опускались одним нажатием кнопки.
Семья Рейзов по меркам Уэлкома была состоятельной благодаря приносящему хороший доход ломбарду, который они держали. Он назывался «Трикл даун». Я всегда думала, что в ломбард приходят только изгои и доведенные до отчаяния люди, но Люси уверила меня, что за ссудой обращаются исключительно добропорядочные граждане. Однажды после школы она повела меня в «Трикл даун», дела в котором вели ее старший брат, дядя и отец. Ломбард был заставлен рядами сияющих ружей и пистолетов, больших страшных ножей, микроволновых печей и телевизоров. Мама Люси, к моему восторгу, позволила мне примерить несколько золотых колечек из стеклянных, окантованных бархатом футлярчиков... которых там было тысячи, и все они сверкали и переливались самыми разнообразными камнями.
– Мы делаем большие деньги на расторгнутых помолвках, – бодро сообщила мама Люси, вытаскивая бархатный поднос, словно галькой, усеянный бриллиантовыми кольцами. Мне нравился ее сильный португальский акцент, у нее получалось «рашторгнутых».
– Печально, – сказала я.
– Вовсе нет. – Мама Люси бросилась объяснять, какой поддержкой становятся для женщины деньги, полученные за отданное в залог помолвочное кольцо после того, как она была обманута женихом-подлецом. – Он ощтавил ее, ты кинул его, – авторитетно заявила она.
Процветающий «Трикл даун» давал семье Люси средства на покупку одежды, маникюр и обслуживание в парикмахерской в самой престижной части Хьюстона. Я никогда не была в шикарном районе торгового центра «Галерея» – центре города, окруженном рядом ресторанов и магазинов. Парикмахерская «У Бауи» располагалась как раз там, где Уэстреймер пересекает опоясывающую центр улицу, застроенную роскошными магазинами. Когда мама Люси подъехала к служащему парковки и отдала ему ключи, я с трудом скрыла свое изумление. Парковка с обслуживанием ради стрижки!
Салон «У Бауи» был весь в зеркалах и буквально набит хромированным экзотическим оборудованием, в воздухе стоял густой резкий запах активатора для перманентной завивки. Хозяином салона оказался мужчина лет тридцати пяти, блондин с длинными, ниспадавшими по спине волнистыми волосами. Для южного Техаса это редкость, и это позволило мне предположить, что Бауи, должно быть, чертовски крутой. Выглядел он прекрасно. Стройный и мускулистый, в черных джинсах и черных ботинках, в белой рубашке с галстуком боло в виде замшевого шнурка с зажимом из необработанной бирюзы, он так и шнырял по всему салону.