– А у тебя со многими девочками возникает химия?
Харди не взглянул на меня, просто потер шею сзади, чтобы ослабить напряжение мышц.
– Это не тема для нашего с тобой разговора.
Теперь, когда начало было положено, я уже не могла остановиться.
– А если бы я была постарше, что бы ты чувствовал по отношению ко мне?
Он отвернул лицо.
– Либерти, – пробормотал он, – не надо меня провоцировать.
– Я просто спросила.
– Не надо. Бывают такие вопросы, которые могут изменить все. – Он прерывисто выдохнул. – Продолжай практиковаться с Гиллом Минеи Я слишком взрослый для тебя во многих смыслах. И ты не та девочка, которая мне нужна.
Он, конечно же, не имел в виду мое мексиканское происхождение. Насколько я знала Харди, в нем не было и намека на расовые предрассудки. Он никогда не употреблял слов из лексикона расистов, никогда не презирал человека за то, что от него не зависит.
– А какая тебе нужна? – непослушным языком выговорила я.
– Такая, которую можно бросить без сожаления.
Таков был Харди, он все говорил прямо в лицо, ни в чем не оправдываясь. Однако в подтексте произнесенной им фразы я уловила признание факта, что я не та, кого ему было бы легко оставить. И не могла удержаться от того, чтобы не принять это как поощрение, хотя это не входило в его намерения. Наконец он перевел на меня взгляд.
– Ничто и никто не удержит меня здесь, понимаешь?
– Понимаю.
Он прерывисто вздохнул.
– Это место, эта жизнь... Я только недавно начал понимать, отчего мой отец озлобился и стал таким бешеным, что кончил в тюрьме. Меня здесь ждет та же участь.
– Нет, – мягко возразила я.
– Да, ждет. Ты меня не знаешь, Либерти.
Заставить его отказаться от желания уехать я не могла. Но и себя не могла заставить отказаться от него.
Я переступила разделявший нас невидимый барьер.
Его руки поднялись, как бы защищаясь, что выглядело довольно комично, если учесть разницу в наших с ним габаритах. Я дотронулась до его ладоней, до напряженных запястий, где неистовствовал пульс, и подумала: «Раз у меня с ним ничего быть не может, кроме этой минуты, пусть будет хотя бы она». Воспользоваться ею сейчас или потом потонуть в море сожалений.
Харди резко поймал меня за руки, и его пальцы наручниками сомкнулись вокруг моих запястий, не позволяя приблизиться к нему. Я смотрела на его рот, на его губы, казавшиеся такими мягкими.
– Пусти, – сказала я хрипло. – Пусти.
Часто дыша, он чуть качнул головой. Каждый нерв моего тела был напряжен. Мы оба знали, что я сделаю, если он меня отпустит.
И вдруг его руки разжались. Я подошла и прижалась к нему всем телом. Я обняла его за шею и, ощутив руками жесткость его мускулов, наклонила его голову вниз так, чтобы дотянуться до него губами. Его руки так и остались на полпути – наполовину поднятыми в воздухе. Его сопротивление длилось секунду, а потом оно рухнуло, и он, резко вздохнув, обнял меня.
Это так отличалось от того, что я чувствовала с Гиллом. Харди был намного сильнее и в то же время намного нежнее. Его ладонь скользнула по моим волосам, остановившись у меня на затылке. Он наклонился надо мной, свободную руку положил мне на спину и прижал к себе так, словно хотел вдавить меня в свое тело. Он целовал и целовал меня, пытаясь показать все возможные способы соединения наших губ. Ветер холодил спину, но как только я прикасалась к Харди, внутри меня поднимался жар.
Харди пробовал вкус моего рта, горячие потоки его дыхания обжигали щеку. Его запах обволакивал меня желанием. Еще крепче прильнув к нему, я дрожала от возбуждения, я желала, чтобы это никогда не кончалось, и отчаянно ловила каждое ощущение, пытаясь сохранить его как можно дольше.
Харди оторвал от себя мои цепляющиеся за него руки и с силой отстранил меня.
– Вот черт, – прошептал он, вздрогнув. Он отступил от меня и, схватившись за столб ограждений, прислонился к нему лбом, словно ощущение холодного металла приносило ему ни с чем не сравнимое наслаждение. – Вот черт, – снова пробормотал он.
Я вдруг почувствовала сонливость и оцепенение. Внезапно лишившись опоры в виде Харди, я пошатнулась и потерла ладонями глаза.
– Этого больше не будет, – резко сказал он, не поворачиваясь. – Я не шучу, Либерти.
– Я знаю. Прости, мне жаль. – На самом деле я ни о чем не жалела. Должно быть, в моем голосе не было особого сожаления, потому что Харди бросил на меня через плечо язвительный взгляд.