65 
Размышляя как бы ответить на вопрос, Кристофер потянулся, чтобы пригладить её растрёпанные пряди волос, выбившиеся из причёски.
— Нравится. По правде говоря, я полон энтузиазма на этот счёт. Но для твоего первого раза это будет не совсем правильно.
— Почему нет?
Кристофер посмотрел на неё, его губы медленно расплылись в улыбке.
— Хочешь, чтобы я показал тебе?
Беатрис замерла.
Приняв её молчание как согласие, Кристофер уложил Беатрис на спину и медленно опустился на неё. Бережно касаясь, он развёл её ноги, развернув их, чтобы она могла принять его. Она отрывисто вздохнула, когда почувствовала, как его бёдра коснулись её. Он был возбуждён, толстое напряжённое мужское естество тесно прижималось к ней. Немного перенеся вес своего тела на руки, он посмотрел в её залитое краской лицо.
— Этот способ, — сказал он, сделав лёгкий толчок бедрами, — обычно более приятен для леди.
От этого слабого движения по ней прокатилась волна удовольствия. Беатрис не могла говорить, все её чувства были заполнены им, она беспомощно обхватила его бёдрами и посмотрела вверх, на его мощную мускулистую грудь, покрытую волнующими бронзово-золотистыми волосками.
Кристофер опустился ещё ниже, и его губы застыли близко-близко над её.
— Лицом к лицу… Я могу беспрерывно целовать тебя. Ощущать мягкость твоего тела, так сладко… прямо как сейчас… — Его губы коснулись её губ, ласково уговаривая раскрыться, вызывая жар и наслаждение в её податливом теле. Беатрис затрепетала, обняв руками его плечи. Каждой клеточкой своего тела она ощущала его тепло и тяжесть, обрушившиеся на неё.
Нашёптывая нежности и целуя горло девушки, Кристофер расстегнул пуговицы и развёл в стороны полы её рубашки. Под ней была только короткая сорочка, которую обычно одевали поверх корсета. Спустив кружевную бретельку, он обнажил белую округлую грудь с тугой розовой вершинкой. Он наклонил голову и принялся ласкать грудь губами и языком. Его зубы слегка покусывали её, задевая тем самым чувствительные нервы. И всё это время он не прекращал ритмичные толчки снизу… он дразнил её, обладал ею, вызывая в ней непреодолимое стремление к высшей, завершающей точке.
Руки Криса бережно обхватили её голову, и он снова поцеловал Беатрис, жадно и глубоко, словно пытался вынуть душу из её тела. Беатрис страстно отвечала ему, обнимая руками и ногами. Но он оторвался от неё с хриплым возгласом и отодвинулся.
— Нет, — услышала она собственный стон. — Пожалуйста…
Он коснулся пальцами её губ, нежно заставляя молчать.
Они лежали рядом лицом друг к другу, стараясь восстановить дыхание.
— Боже, как же я хочу тебя, — казалось, Кристофера совершенно это не радовало. Он провёл большим пальцем по её распухшим от поцелуев губам.
— Даже несмотря на то, что я такая раздражающая особа.
— Ты не раздражаешь меня, — он осторожно застегнул её рубашку. — Я думал, что это так, поначалу. Но теперь я понимаю, что это чувство было похоже на то, когда у тебя затекают ноги после сна. И когда ты начинаешь двигаться, кровь возвращается в них, и ты испытываешь дискомфорт… но в то же время это хорошо. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Да. Я вызываю покалывание в ногах.
Его губы растянулись в улыбке:
— Кроме всего прочего.
Они продолжали лежать рядом, глядя друг на друга.
Беатрис думала о том, что у него очень запоминающееся лицо. Волевое, совершенное… и в то же время это была не холодная красота, благодаря маленьким чёрточкам в уголках глаз, выдающих чувство юмора, и налёту чувственности в линиях губ. Едва заметные морщины на его лице придавали ему вид… искушённого мужчины. Это было лицо, которое заставляло сердца женщин биться быстрее.
Беатрис робко потянулась, чтобы коснуться шрама на его плече, оставленного штыком. Его кожа напоминала гладкий атлас, на котором выделялась тёмная неровная впадинка от зажившей раны.
— Представляю как это было больно, — прошептала она. — И раны всё ещё болят?
Кристофер слегка покачал головой.
— Тогда… что заставляет вас так мучиться?
Он молчал, в то время как его рука лежала на её бедре. Пока он думал над ответом, его пальцы, проскользнув под незаправленный край её рубашки, костяшками поглаживали кожу на её животе.
— Я не могу снова стать тем, кем был до войны, — сказал он наконец. — И я не могу быть тем, кем был во время войны. И если я не могу быть ни одним из этих людей, я не знаю, что ещё остается? Я знаю лишь то, что убил людей больше, чем могу сосчитать, — он пристальным взглядом уставился вдаль, как будто увидел кошмар. — Первым делом убивал офицеров — это дезорганизовывает противника. Затем убивал остальных, когда они рассыпались. Они падали, словно игрушечные солдатики, опрокинутые ребёнком.
65 
