19 
Миклош вошел и сел рядом с ней так, чтобы его нельзя было увидеть ни со сцены, ни из партера.
– Вы скучали по мне? – спросил он.
Этот вопрос был неожиданностью для Гизелы. Она смущенно проговорила:
– Я… думала о вас.
– Я тоже не мог думать ни о чем, кроме вас. Его глубокий голос отозвался в Гизеле теплой волной.
– Сегодня вечером нам обязательно нужно встретиться, – продолжал он. – Утром я сделал еще одну – и опять безуспешную – попытку покинуть город. Безуспешную потому, что я не смог уехать, так и не объяснив вам причину моего отъезда.
– Это было бы ужасно: уехать, ничего мне не объяснив. Я понимаю, почему вы не могли думать ни о чем другом.
– Вы действительно понимаете? – спросил Миклош.
– Да… понимаю.
Он пристально посмотрел ей прямо в глаза. Гизела не поняла, почему его так поразили ее слова.
Со сцены доносились волшебные звуки скрипки. Миклош настойчиво повторил:
– Я должен вас видеть. Как нам сегодня встретиться?
– Я думаю, папа отвезет меня в отель, как вчера, а сам отправится на одну из многочисленных вечеринок. Правда, он ничего об этом не говорил, а спросить его у меня не было возможности.
Про себя Гизела подумала, что ей следовало бы выяснить все заранее, но отец не любил, когда у него что-то выспрашивают. Тем более что все утро он пребывал в плохом настроении.
– У меня не будет возможности что-то узнать, до тех пор пока отец не закончит репетировать и не поднимется сюда.
– Как вы думаете, он скоро придет?
– Я думаю, да. Его партия уже подходит к концу.
– Он не должен застать меня здесь, – сказал Миклош. – Но как я узнаю о ваших планах?
– Я… оставлю вам записку… у портье, – подумав, сказала Гизела.
– Отлично! – радостно воскликнул Миклош. – Мне будет очень приятно получить от вас записку, дорогая Гизела. От вас! Я буду хранить ее, как драгоценность, как память о вас.
Гизела почувствовала, что теряет присутствие духа. Зачем он так говорит?
От его слов радость, которая переполняла ее сердце, растаяла в мгновение ока, а Гизеле так хотелось удержать ее навсегда, не дать исчезнуть бесследно этому новому чувству, которое было таким светлым и неповторимым.
– Оставьте мне записку, – сказал Миклош, – а я пришлю вам ответ.
Гизела кивнула:
– Только, прошу вас, будьте осторожны. Если папа… о чем-нибудь догадается… он очень рассердится… и очень расстроится… а у него сегодня выступление.
– Не волнуйтесь, – успокоил ее Миклош. – Прошу вас, дайте мне вашу руку.
Гизела положила руку на подлокотник. Миклош осторожно поднес ее к губам и нежно поцеловал.
– Я люблю вас, Гизела! Мысль о том, что я не увижу вас целую вечность, для меня страшнее смерти. О дорогая, ведь вы не забудете меня? Мы должны, обязательно должны встретиться!
В голосе Миклоша звучало такое отчаяние, что Гизела невольно стиснула его руку.
– Я… не понимаю, – произнесла она.
– Я знаю, – ответил он. – И проклинаю себя за то, что заставляю вас страдать. Но помните, милая Гизела, для вас я готов на все. Если понадобится, я достану для вас звезды с неба, солнце и луну и положу их к вашим ногам.
Не успела Гизела опомниться, как он вышел из ложи, а взглянув на сцену, увидела, что отец уже идет за кулисы – она даже не заметила, как он закончил играть.
В отель они ехали вместе. По дороге отец жаловался, что за кулисами негде развернуться, что известным музыкантам приходится ютиться в крошечных гримерках, не рассчитанных на такое количество артистов.
– Пора уже строить новый театр, – ворчал он. – Правда, строительство – дело долгое, и к тому времени, как оно завершится, я уже состарюсь и умру.
– Что вы такое говорите, папа! – воскликнула Гизела. – Вы еще очень молоды.
– Хотелось бы в это верить, – улыбнулся отец. – Надо спросить Алису Милфорд, сильно ли я постарел за эти годы.
Гизела подумала, что отец, судя по всему, не против еще раз встретиться с этой леди.
– Что вы собираетесь делать после концерта? – спросила она.
– Я получил множество приглашений, но мне кажется, что лучше нам вместе поужинать где-нибудь в тихом местечке, где нас никто не потревожит.
– О нет, папа! Вы должны куда-нибудь пойти, непременно должны! Если вы не станете вместе со всеми праздновать успех представления, на вас косо посмотрят.
– Ты права, – согласился он. – Мы с твоей мамой всегда ходили на вечеринки, и нам было там весело.
19 
