Особенно,... 
98 
— Не все меняется. Кое-что длится вечно.
Уин остановилась, повернулась к нему и обхватила руками за шею. Он откликнулся немедленно: обнял ее, прижал к себе, давая почувствовать надежную силу своего тела. Уин прижалась головой к его груди.
— Хочется в это верить, — сказала она чуть погодя. — Ты действительно сейчас мой, Кев?
— Я всегда был твоим, — прошептал он ей на ухо.
Подготовившись к неизбежному шумному объяснению с сестрами, Уин испытала облегчение, когда, вернувшись с Кевом в усадебный дом, нашла его безмятежно тихим. Безмятежность была так несвойственна ее сестрам, что ей стразу стало ясно: все договорились вести себя так, словно ничего необычного не произошло. Она нашла Амелию, Поппи, мисс Маркс и Беатрикс в гостиной второго этажа. Амелия, Поппи и мисс Маркс занимались рукоделием, пока Беатрикс читала вслух.
Когда Уин с некоторой опаской вошла в комнату, Беатрикс сделала паузу в чтении, и все четверо уставились на нее горящими от любопытства глазами.
— Привет, дорогая, — тепло поздоровалась с ней Амелия. — Вы с Меррипеном выезжали на природу? Хорошо провели время? — Тон у нее был такой, словно речь шла о невинной прогулке или пикнике.
— Да, спасибо. — Уин улыбнулась младшей сестре. — Продолжай, Беатрикс. Очень занимательную книгу ты читаешь.
— Это авантюрный роман, — сказала Беатрикс. — Интересная книга. Мрачный особняк, слуги, которые очень странно себя ведут, и тайная дверь за гобеленом. — Она понизила голос до театрального шепота: — Кого-то явно собираются убить.
Беатрикс продолжила чтение. Уин присела рядом с Амелией, и та незаметно пожала ей руку. Маленькая ладошка, но сколько в ней силы. Пожатие, которое говорит без слов: «Я с тобой, сестренка». И ответное пожатие Уин, в котором было все: благодарность, признательность, подтверждение догадки.
— Где он? — прошептала Амелия.
Уин почувствовала тревогу, но лицо ее оставалось безмятежным.
— Он пошел поговорить с доктором Харроу.
Амелия крепче сжала руку сестры.
— Ну что же, — не без сарказма сказала она, — беседа обещает быть оживленной. У меня создалось ощущение, что твоему Харроу есть что сказать.
— Неотесанный мужлан, тупица. — Джулиан был бледен, но при этом он держал себя в руках, когда они с Кевом встретились в библиотеке. — Вы не представляете себе, что сделали. Вам так не терпелось поскорей отхватить свой кусок, что вы даже не удосужились подумать о последствиях. Вы поймете, что натворили, когда будет уже слишком поздно. Когда убьете ее.
Догадываясь о том, что собирается сказать Харроу, Кев заранее решил, как будет себя с ним вести. Ради Уин он готов был снести любое количество оскорблений и обвинений. Пусть доктор скажет, что у него накипело… Пусть облегчит душу. Какой смысл махать кулаками после драки? Харроу проиграл, а он, Кев, победил. Уин теперь принадлежала ему, а остальное не имело значения.
Однако все оказалось не так легко, как представлялось. Харроу держался как образцовый романтический герой: подтянутый, стройный, элегантный, бледный, исполненный негодованием. Он заставил Кева чувствовать себя неуклюжим и злобным увальнем. И эти последние слова, насчет того, что он убьет Уин, пробрали его холодом до мозга костей.
Столько ни в чем не повинных людей пострадало от его рук. Разве он, Кев, с его жутким прошлым, заслуживал Уин? И даже если она простила ему его прошлые преступления, сам он не мог себя простить.
— Никто не собирается причинять ей вред, — сказал Кев. — Если бы она стала вашей женой, вы окружили бы ее заботой и комфортом, с этим никто не спорит, но она не этого хочет. Она сделала свой выбор.
— Под давлением!
— Я ее не принуждал.
— Нет, принуждали, — презрительно бросил ему Харроу. — Вы увезли ее, применив грубую силу. И, будучи женщиной, разумеется, она нашла эту демонстрацию грубой силы возбуждающе романтичной. Женщин можно заставить пойти почти на все, стоит лишь захотеть. И в будущем, когда она умрет в родах, умрет в страшных мучениях, она не станет вас в этом винить. Но вы будете знать, что вы за это в ответе. — Джулиан хрипло рассмеялся, увидев, какое у Кева сделалось лицо. — Вы настолько глупы, что не понимаете, о чем я говорю?
— Вы считаете, что она слишком хрупка, чтобы рожать детей? — сказал Кев. — Но она консультировалась с другим врачом в Лондоне, который…
— Да, я знаю. Уинифред назвала вам имя того врача? — Глаза у Харроу были льдисто-серыми, но в тоне его было еще больше льда, чем во взгляде.
98 
