Особенно,... 
84 
Но в то же время мне показалось, что с этим словом я что-то путаю. Надо будет потом у Рут спросить… А пока меня очень заинтересовало произношение и акцент Арни-Арона.
– О'кей, Арни! Я рад, что познакомился с тобой. Можешь на меня рассчитывать… Но у меня такое ощущение, что ты говоришь не по-английски, а по-немецки. Мне-то это, как говорится, без разницы, но я как-то бывал в Германии и узнаю в твоей речи многие немецкие слова…
– Шурли! Конечно!.. Я же говорю с тобой на идиш! У нас тут, в Брайтоне, очень многие говорят на нем. А "идиш" – это же международный еврейский жаргон…
– Постой, постой, Арни!.. Значит, я сейчас с тобой говорил тоже на этом идиш?!..
– А как же?!.. – Арни-Арон даже приподнялся на передние лапы.
"Все-таки Шура был прав: Я ЖУТКО ТАЛАНТЛИВЫЙ ТИП! – подумал я про себя. – Нет, нужно немедленно ехать в Вашингтон, найти этого конгрессмена и постараться поставить там всех на уши, но найти Шуру!.. Уж если я, оказывается, могу разговаривать даже на этом идиш, то уж в ихнем Вашингтоне я тоже не дам маху!.."
От окончательно принятого решения мне сразу стало легко и спокойно, и я не удержался и пошутил над стариком Арни-Ароном:
– А ты, Арончик, считаешь, что говорить в НьюЙорке на идиш – это тоже "с волками жить – по волчьи выть"?
– А ты думал?!.. Ты знаешь, что такое НьюЙорк?!.. Шлемазл! Нью-Йорк – это двести народов и этнических групп!.. В Нью-Йорке итальянцев больше, чем в Риме, ирландцев больше, чем в Дублине, негров больше, чем в Найроби, пуэрториканцов больше, чем в Сан-Хуане! А нас больше, чем в Иерусалиме!!! Это чтобы ты знал!..
– Кого это "нас"? – не понял я. – Животных?
– "Нас" – это евреев! – сказал Собак Арон, он же Арни. – А Животные это или Люди, или Собаки, или, я знаю, Коты, – все это не имеет ни малейшего значения. Важно, кем ты сам себя чувствуешь. Именно этим Америка и хороша! Понял?..
* * *
Проснулся я только к Филадельфии…
Кевин Стивене, водитель международного туристического автобуса с тридцатью шведскими туристами из Швеции и одной американской шведкой из Америки, гидом-переводчиком, совершал свой обычный рейс по маршруту Нью-Йорк-ФиладельфияВашингтон, и дальше, в теплые Флоридские края, до Майями. А потом обратно в Нью-Йорк. Срок поездки – двенадцать дней.
– Тебе хватит? – спросил меня Тимур.
– За глаза и за уши! – нахально ответил я.
Кевин Стивене и был тот самый пожилой толстый шоферюга, в чей автобус, когда-то стоявший у отеля "Рамада Милфорд Плаза", ткнулась полицейская машина с уже мертвым сержантом Фредом Истлейком.
Так Кевин познакомился с Рут. А потом подружился и с Тимуром.
Вот ему-то Тимур и позвонил на следующий день после посещения Шуриной сиротской квартиры в Бруклине. Позвонил с улицы, из автомата, и попросил Кевина ничего не говорить матери. Тот обещал…
Он согласился завтра же взять меня с собой до Вашингтона, а через двенадцать дней забрать меня оттуда в Нью-Йорк. Именно с того места, где он меня оставит – у Конгресса ли, у Капитолия, у Белого Дома… Где я сочту нужным вылезти. И чтобы, находясь в Вашингтоне, я как можно точнее считал бы дни и ни хрена не напутал!
Тимурчик ну прямо убивался, что не может поехать со мной – так ему хотелось в Вашингтон, в музей Аэронавтики!.. Но я ему сказал, что, если не будет в доме меня, – полбеды. Всегда можно сказать, что я загулял. А если исчезнет Тимур – мать сойдет с ума! И чтобы он даже об этом не мыслил!.. Подозреваю, что Кевин Стивене и не взял бы Тимура без разрешения Рут.
Счастьем оказалось, что Кевин вообще был дома, а не в рейсе. Удача нам сопутствовала во всем: как раз через день после моего открытия языка "идиш" на Оушен-авеню Кевин должен был укатывать из НьюЙорка. У меня оставались еще почти сутки…
За это время я решил, ни на секунду не забывая о личном – поиски Шуры, отношения с Рут и Тимурчиком, четко намечавшееся приятельское расположение ко мне мистера Могилевского, – не оставлять на произвол судьбы и дела ОБЩЕСТВЕННЫЕ: трудоустройство Котово-Кошачьей компахи, сотрудничество с Крысами и поддержание деловых и мирных инициатив в обоих кланах.
Я вообще заметил, что в некоторых случаях мир и дружбу необходимо поддерживать и укреплять всеми дозволенными и недозволенными способами! Вплоть до применения грубой силы в самых жестоких формах…
В тот вечер мы вернулись из Брайтона и потихоньку сговорились с Тимуром о моей поездке в Вашингтон. Я решил дождаться момента, когда все залягут спать, а потом смылиться во двор. Тем более что я уже ЧУВСТВОВАЛ там какую-то напряженку и нездоровую возню.
84 
