Особенно,... 
127 
- А вот и Моника с Гельмутом! Не помню случая, чтобы они не опоздали.
"Во, бля!.." - как говорил Водила, когда случалось что-то неожиданное. И в большинстве случаев потрясенно добавлял: - Ну, ебть!!!"
Так, оказывается, Хозяйка Дженни - дочь Фридриха фон Тифенбаха? А ее муж, этот жлобяра, у которого мы с Дженни золотую зажигалочку "Картье" скоммуниздили - зять Фридриха?!..
Мне снова послышался голосок Дженни. Не хватает еще, чтобы у меня на нервной почве начались слуховые галлюцинации!.. Мало того, я даже почувствовал ЕЕ запах! Мамочки родные... Что творится на белом свете! Ну, и ресторанчик!..
- Познакомьтесь, пожалуйста, - говорит Фридрих, и наши все встают из-за стола. Один я продолжаю сидеть в полном охренении, потому что все сильнее и сильнее начинаю чувствовать запах Дженни!
- Моя дочь - Моника фон Тифенбах-Хартманн и мой зять - Гельмут Хартманн. С Фолькмаром вы знакомы уже тысячу лет, а это его приятельница и ассистент, очень симпатичный мне человек - доктор Таня Кох, - улыбается Фридрих.
Все здороваются и знакомятся, а меня ну просто не покидает ощущение присутствия Дженни, и все! Но тут Фридрих показывает на меня и говорит:
- А это мой друг - Кыся. И пригласил я вас, чтобы мы могли сегодня отпраздновать его появление в моем доме!
Моника и Хельмут незаметно для всех (кроме меня, конечно!) переглянулись, и Гельмут, усаживая Монику на стул и садясь сам, улыбнулся (выяснилось, что этот засранец может заставить себя быть вполне обаятельным!) и сказал:
- Я много раз бывал в "Тантрисе" и сидел за одним столом и с английскими промышленниками, и с американскими кинозвездами, и с членами французского правительства, и с австралийскими скотоводами, не говоря уже о министрах и членах нашего бундестага...
"Но никогда сам не платил по счету!" - МЫСЛЕННО сказал мне Фридрих фон Тифенбах.
- Однако я впервые сижу за одним столом с кошкой, ради которой мы все сюда собрались, - весело проговорил Хельмут и слегка брезгливо переспросил: - Как вы сказали ее зовут, Фридрих?
- ЕГО зовут Кыся, - жестко произнес фон Тифенбах. - Или, если вам угодно - Мартын.
От злости фон Тифенбах неожиданно правильно произнес мое настоящее имя.
И тут происходит самое потрясающее событие этого вечера!
Не успевает Фридрих выговорить мое имя, как из большой модной сумки Моники фон Тифенбах-Хартманн раздается уже не кажущийся мне, а самый настоящий, истерически-торжествующий лай Дженни, в котором я слышу:
- Я знала!!! Я знала, что найду тебя!.. Мартынчик, любимый!.. Да, выпустите меня, черт вас подери, из этой дурацкой сумки!..
Я уже собираюсь броситься вперед на освобождение Дженни, как Моника сама открывает свою необъятную сумку и оттуда, буквально птичкой, прямо на стол, выпархивает перемазанная пудрой и губной помадой, тушью для ресниц и каким-то розовым кремом, вся в мельчайших обрывках бумажных салфеток моя милая, умная и нежная подружка Дженни, с которой я провел в море всего лишь двое суток, а уже месяца три вспоминаю о ней с такой благодарной теплотой, какой не чувствовал, пожалуй, ни к одной Кошке.
Дженни бросается ко мне, я бросаюсь к ней, Моника с криком "Спасите собачку!" бросается к нам, пять кельнеров бросаются к Монике, весь ресторан в шоке, а какой-то мудак уже порывается звонить в полицию!
Но вновь вспыхнувшее чувство бросает нас с Дженни в объятья, и на глазах всего "Тантриса", прямо на столе, мы начинаем так неистово облизывать друг друга, что пятеро кельнеров застывают на полпути, как бетонные химеры у входа в ресторан; женщина, сидящая с мудаком, вызывающим полицию, вырывает у него из рук телефонную трубку; а Моника в растерянности шепчет:
- Боже... Что она наделала в моей сумке!..
Гельмут пытается извиниться за тот бордель, который мы с Дженни устроили в явно неподходящем для этого месте, и все время трусливо посматривает по сторонам, пытаясь понять - не повредит ли это ему в дальнейшем?
От нагромождения событий Фолькмар фон Дейн пребывает в несколько приторможенно-ошарашенном состоянии, а Таня и Фридрих - нормальные, я бы даже нахально сказал, - наши Люди, - ржут как сумасшедшие!
- Прости меня, папочка, - чуть не плачет Моника. - Она с утра была так возбуждена... Так не хотела оставаться дома...
- Значит, она что-то предчувствовала, - смеясь, сказал ей Фридрих фон Тифенбах.
- Да, да!.. - кричит мне по-нашему, по-Животному, Дженни. - Я чувствовала!.. Я знала, что именно сегодня что-то должно было произойти!.. С того момента, как Фридрих нам позвонил и пригласил Монику с ее идиотом в "Тантрис" - я места себе не находила!.. Мартынчик! Я так счастлива...
127 
