Последние отзывы

  126  

Николас не любит ее. Он хочет, чтобы она вышла замуж за другого. Даже если он обретет свободу, он не собирается брать ее с собой в Рейвенуорт-Холл. Элизабет почувствовала резкую боль в груди. Ощущение было такое, будто в сердце вонзили острую иглу.

В гостиной стоял полумрак. Шторы были задернуты и не пропускали солнечный свет. Элизабет не хотелось видеть солнце. Она не понимала, как такой ужасный день может быть теплым и солнечным.

Она вспоминала Николаса, представляла себе его лицо и думала о том, как была глупа. По правде говоря, во всем случившемся Элизабет не могла винить никого, кроме себя. С самого первого дня знакомства с Николасом она знала, что он из себя представляет: бессердечный повеса, который женщин ни в грош не ставит. То, что он был добр к ней, а частенько и нежен, ни о чем не говорит. Суть от этого не меняется. Он не любил ее, и Элизабет знала, что никогда не полюбит.

Боль в груди все нарастала. В голове звучали слова, которые Николас сказал ей в камере: «Ты мне небезразлична, Элизабет, но я тебя не люблю».

Небезразлична… Может быть, она ему даже нравится. Как нравятся красивые лошади, изящная одежда, дорогие украшения. Как нравились до нее другие женщины. Например, Мириам Бичкрофт. Ведь к ней Николас тоже был небезразличен…

О Господи! Как болит сердце! Какая же она дура, что влюбилась в Беспутного графа! Но она представления не имела о том, какую почувствует ужасную горечь и пустоту, когда потеряет этого не любившего ее человека.

Элизабет откинулась на спинку софы и дала волю слезам. Она приказала слугам не беспокоить ее, и до сих пор никто из них не выходил в гостиную. Тетя Софи уехала за город навестить подругу и должна была вернуться не ранее чем через несколько дней, чему Элизабет была только рада.

Ей нужно было время, чтобы взять себя в руки, чтобы решить, как жить дальше. Они с тетей не могут больше оставаться в доме, который снял для них Николас и который она привыкла считать своим.

Горло Элизабет сжалось, стало нечем дышать. Она не может остаться здесь, но не может и уехать, поскольку Бэс-комб по-прежнему для нее опасен. Наверное, Николас все-таки прав: нужно выйти замуж за виконта и как-то жить дальше.

Но сейчас Элизабет не хотелось думать о будущем. Хотелось посидеть в одиночестве в темноте и попытаться справиться со своим горем.

Оливер Хэмптон поднялся по широким ступеням дома, расположенного в Уэст-Энде. Собственно говоря, дом этот ему не принадлежал, да он в нем и не жил, лишь платил за него. А снял он его для своей любовницы, оперной певички Чартрис Миллз, девицы двадцати двух лет, со смазливым личиком и непомерным тщеславием. Она хотела исполнять сольные партии, а не петь в хоре, чем занималась сейчас.

Оливер познакомился с ней не так давно. Девчонка ему понравилась: чуть выше среднего роста, хорошенькая, стройная, с гибкой фигуркой, темно-рыжими волосами, белой кожей. Вот только грудь могла быть чуть побольше.

И хотя Чартрис уже с полгода была его любовницей, Оливер ничего о ней не знал и, по правде сказать, не горел желанием узнать. Он практически никогда не слушал то, что она ему рассказывала. Обычно он приезжал и тотчас же тащил ее в постель.

А связался он с ней по одной простой причине: она напоминала ему Элизабет Вулкот. Такие же темно-рыжие волосы, белая кожа и стройная фигура.

Оливер вошел в дом, поднялся по лестнице и, не постучавшись, открыл дверь спальни. Чартрис сидела на пуфике перед зеркалом. При его появлении она слегка вздрогнула, но тут же с улыбкой встала.

— Милорд? Не ожидала вас сегодня. Если бы вы прислали записку, что зайдете, я бы встретила вас не в таком неприглядном виде.

Чартрис была в одной рубашке и чулках. Распущенные темно-рыжие волосы пушистой волной накрывали ее узкие плечи.

Оливер внезапно ощутил желание. Он пришел сюда с определенной и малоприятной целью: сказать, что услуги этой девицы ему больше не требуются. Однако в этой простой рубашке, сквозь которую просвечивало ее стройное тело, она показалась ему чрезвычайно соблазнительной.

— Вы чем-то озабочены, милорд. Что-то случилось?

Оливер улыбнулся:

— Ничего такого, о чем бы ты мне не могла помочь забыть. Иди сюда, моя милая.

Щеки Чартрис окрасил нежный румянец. Оливеру нравилось в ней то, что до него у нее было не слишком много любовников. Для девицы, не придерживавшейся строгих моральных правил, она была довольно невинна… точно так же, как Элизабет. Вспомнив про Элизабет, Оливер помрачнел, однако желание охватило его еще с большей силой.

  126