35 
— Доброе утро, — произнесла она и отступила на шаг, беспомощно хватая ртом воздух. — Я не хотела вам мешать.
— Вы мне не мешаете.
— Я пришла взять несколько книг, если… если можно.
Коротко кивнув, Лео вернулся к своим чертежам. Сгорая от смущения, Кэтрин подошла к книжным полкам и принялась искать нужные названия. Казалось, в наступившей тишине слышно, как колотится ее сердце. Желая нарушить тягостное молчание, она робко спросила:
— Вы что-то проектируете для поместья? Дом арендатора?
— Собираюсь построить новую конюшню.
— А-а.
Кэтрин обвела ряды книг невидящим взглядом. Неужели они и дальше будут притворяться, будто прошлой ночью ничего не произошло? Хотелось бы надеяться. Но в следующее мгновение Лео снова заговорил:
— Только не ждите, что я стану извиняться. Даже не думайте.
Кэтрин ошеломленно повернулась к нему:
— Что, простите?
Лео, не поднимая головы, внимательно разглядывал чертежи.
— Когда вы бросаетесь к мужчине в постель среди ночи, не рассчитывайте, что вам предложат чай и учтивую беседу.
— Я не бросалась к вам в постель, — запротестовала Кэтрин. — То есть вы лежали в постели, но я вовсе не думала обнаружить вас там. — Понимая, что несет полную бессмыслицу, Кэтрин едва сдержала желание отвесить самой себе подзатыльник.
— В два часа ночи я почти всегда бываю в кровати и либо сплю, либо… Не думаю, что мне стоит уточнять, чем я занимаюсь в другом случае.
— Я лишь хотела убедиться, что у вас нет лихорадки, — объяснила Кэтрин, заливаясь пунцовой краской. — Не нужно ли вам чего-нибудь.
— О да, нужно, как вы успели убедиться.
Кэтрин никогда еще не испытывала подобной неловкости. Она готова была провалиться сквозь землю.
— Вы никому не скажете? — с усилием выдавила она из себя.
Лео усмехнулся:
— Вы боитесь, что я начну болтать о наших ночных свиданиях? Нет, Маркс, мне от этого никакой выгоды. И к моему огромному сожалению, мы не совершили почти ничего предосудительного, чтобы распускать сплетни.
Красная, как вишня, Кэтрин подошла к краю стола, где лежали рисунки и обрывки бумаги, и сложила их в аккуратную стопку.
— Я сделала вам больно? — смущенно пролепетала она, вспомнив, как неосторожно толкнула Лео в раненое плечо. — Сегодня утром вам тоже пришлось мучиться?
Лео помедлил, прежде чем ответить.
— Нет, после вашего ухода мне полегчало. Но черт его знает, что со мной будет к ночи.
Кэтрин охватило раскаяние.
— Простите, мне так жаль. Может быть, нам стоит приложить вам припарку?
— Припарку? — растерянно повторил Лео. — Мне на… О, так вы говорите о моем плече?
Кэтрин недоуменно моргнула:
— Конечно, мы говорим о вашем плече, о чем же еще?
— Кэт… — Лео отвел глаза. К удивлению Кэтрин, его голос дрожал от смеха. — Когда женщина внезапно бросает мужчину в разгар любовной игры, ему обычно бывает больно.
— Где?
Лео ответил Кэтрин выразительным взглядом.
— Вы хотите сказать… — Щеки девушки снова запылали, когда она поняла, о чем говорил Лео. — Ну, меня не волнует, болит ли у вас там, я беспокоилась о вашей ране!
— Что ж, это меня успокаивает, — заверил ее Лео самым серьезным тоном, хотя в глазах его плясали насмешливые искры. — А что до другой боли…
— Ко мне она не имеет ни малейшего отношения, — поспешно выпалила Кэтрин.
— Позволю себе не согласиться с вами.
Битва закончилась бесславно. Продолжать разговор, сохраняя достоинство, было невозможно. Оставалось лишь позорно ретироваться.
— Я ухожу, — заявила Кэтрин.
— А как же книги, которые вы хотели взять?
— Я заберу их позже. — Она повернулась, чтобы уйти, но задела широким рукавом стопку рисунков, которую только что выровняла. Листы разлетелись по полу. — О Боже. — Торопливо опустившись на колени, она принялась собирать бумаги.
— Оставьте, — произнес Лео. — Я все подниму.
— Нет, я сама… — Кэтрин осеклась, увидев что-то среди набросков строений, пейзажных зарисовок и листков с записями. Карандашный рисунок женщины… обнаженной женщины, лежащей на боку. Пышные белокурые волосы рассыпались по плечам, изящные бедра стыдливо сомкнуты, наполовину скрывая нежный треугольник, знак женственности. И на носу у нее красовались до ужаса знакомые очки. Кэтрин схватила рисунок дрожащей рукой, сердце ее выбивало бешеную дробь. Она попыталась заговорить, но не смогла выдавить из себя ни звука, когда же наконец ей это удалось, собственный голос показался ей чужим, писклявым и придушенным. — Это я.
35 
