37 
Обливаясь потом под теплыми лучами гэмпширского солнца, Лео, обнаженный по пояс, рыл вместе с арендаторами рвы и водоотводные каналы, ворочал камни и таскал землю. К концу дня у него болел каждый мускул. Лео безумно уставал и с трудом удерживался, чтобы не заснуть за обедом. Его тело сделалось крепким и поджарым. Лео так сильно потерял в весе, что ему даже пришлось одолжить брюки у Кэма, пока деревенский портной подгонял его одежду.
— По крайней мере работа мешает тебе потворствовать своим порокам, — насмешливо поддела брата Уин как-то вечером в гостиной перед ужином. Улыбаясь, она ласково потрепала Лео по голове.
— А мне, представь, нравятся мои пороки, — отозвался Лео. — Потому-то я и взял на себя труд ими обзавестись.
— Кем тебе следует обзавестись, так это женой, — мягко заметила Уин. — И я говорю это не из корысти, Лео.
Он улыбнулся Уин, самой нежной из сестер, которой пришлось выдержать великое множество сражений во имя любви.
— В тебе нет ни капли корысти, Уин. И хотя твой совет, как всегда, благоразумен, я и не подумаю им воспользоваться.
— Напрасно. Тебе пора обзавестись собственной семьей.
— О, мне довольно и вас. В моей семье есть с кем поспорить. Вдобавок существуют вещи поинтереснее женитьбы.
— Например?
— О, к примеру, отрезать себе язык и присоединиться к монахам-траппистам или… вымазаться голым в патоке и улечься на муравейник… Мне продолжать?
— Не обязательно, — усмехнулась Уин. — И все же когда-нибудь ты непременно женишься, Лео. Кэм и Меррипен оба говорили, что у тебя очень четкая линия брака.
Лео ошеломленно уставился на свою ладонь:
— Это просто складка, дело в моей манере держать перо.
— Это линия брака. И она такая длинная, что тянется через всю ладонь и загибается на тыльную сторону. Это означает, что когда-нибудь ты встретишь истинную любовь и женишься. — Уин многозначительно подняла изящные брови, словно хотела сказать: «Что ты об этом думаешь?»
— На самом деле цыгане не верят в гадание по руке, — заявил Лео. — Это полная чушь. Они только притворяются, чтобы выманить деньги у простаков и пьяниц.
Прежде чем Уин успела ответить, в гостиную вошел Меррипен.
— Умеют же gadjos все усложнить, — проворчал он, вручая Лео письмо и усаживаясь на диван.
— Что это? — нахмурился Лео, взглянув на подпись внизу письма. — Еще одно послание от поверенного? Я думал, он как раз старается упростить для нас это запутанное дело.
— Чем длиннее его объяснения, тем больше возникает вопросов, — хмуро заметил Меррипен. — Я цыган, и мне никогда не понять саму идею землевладения. Но поместье Рамзи… — он сокрушенно покачал головой, — это настоящий гордиев узел, хитросплетение бесчисленных соглашений, дарственных, правил, исключений, возражений, поправок, дополнений и договоров об аренде.
— Это потому, что поместье такое старинное, — со знанием дела объяснила Уин. — Чем древнее история владений, тем больше всяких закорючек. — Она перевела взгляд на Лео. — Кстати, графиня Рамзи с дочерью, мисс Дарвин, желают нанести нам визит. Мы получили от них письмо сегодня утром.
— Это что еще за дьявольщина?! — Лео пришел в ярость. — Какого черта им здесь надо? Позлорадствовать? Составить опись имущества? У меня есть еще в запасе год, прежде чем эти ведьмы наложат лапу на поместье.
— Может, они хотят заключить мир и найти приемлемое решение для всех нас? — предположила Уин.
Уин всегда старалась думать о людях лучше и свято верила в доброту человеческой природы.
В этом Лео отнюдь не походил на сестру.
— Заключить мир, как бы не так! — процедил он сквозь зубы. — Черт возьми, да я, пожалуй, женюсь, только чтобы насолить этим двум гарпиям.
— У тебя есть кто-то на примете? — живо откликнулась Уин.
— Никого. Но если бы я и женился, то уж точно не по любви.
Какое-то движение возле двери привлекло внимание Лео. В комнату вошла Кэтрин. Тщательно избегая взгляда Лео, она вежливо улыбнулась сидящим в гостиной и направилась к стоящему в углу стулу. Лео с досадой заметил, что она сильно похудела. Ее грудь уменьшилась, талия стала тонкой как тростинка, лицо казалось бледным. Неужели Кэтрин нарочно морит себя голодом? Что лишило ее аппетита? Так недолго и заболеть.
— Ради Бога, Маркс, — раздраженно пробурчал он, — вы стали тощей, как березовая ветка.
— Лео, — возмутилась Уин.
37 
