— Бог ты мой! — в восторге прошептала она. Изящная гитара была легка и невероятно удобна. Харли взяла один аккорд, затем другой, с замиранием сердца прислушиваясь, как мощный звук наполняет маленькое помещение.
— Приятно, да? Получите удовольствие прямо как от секса, — ухмыльнулся молодой продавец. Харли наконец-то обратила на него внимание. На вид ему было лет двадцать пять. К его белой рубахе была пришпилена карточка, на которой значилось: «Кларк».
— Да, гораздо приятнее, чем пить шоколадный коктейль, — отшила его Харли. Парень рассмеялся.
— Давно играешь?
— Четырнадцать лет, — она продолжала перебирать струны. — Но у меня всегда была акустическая гитара.
— Мне кажется, эта создана прямо для тебя.
Харли любовно коснулась пальцами сверкающей черной поверхности инструмента.
— Да, именно о такой я мечтала.
То, что случилось потом, Харли и сама плохо понимала. Она пришла в магазин не за тем, чтобы покупать гитару. Но она словно во сне отсчитала за «Стратокастер», футляр и запасные струны тысячу шестьсот долларов, а затем рассталась с еще несколькими сотнями, выложив их за небольшой усилитель с динамиком. Теперь у нее было все, что необходимо для игры на гитаре.
Харли начала приходить в себя, только когда очутилась на улице и за ней закрылась дверь магазина. В одной руке она держала футляр с гитарой, в другой — усилитель. Мысли о том, что ей нужно найти себе другой отель, что она хотела сходить в музей Барлетта, а потом пообедать в «Кот-Баск», где у нее был заказан столик, и даже о вечернем спектакле на Бродвее отошли на второй план. Сейчас ей хотелось только одного — где-нибудь присесть и перевести дух, пока она не рухнула без сил прямо на асфальт.
Увидев небольшой скверик с фонтаном, она, позабыв о переходе, пересекла дорогу, не обращая внимания на визг тормозов и ругань водителей. Опустившись на ближайшую каменную скамью, Харли бездумно уставилась на сверкающие струи воды.
Только что она купила «Стратокастер». Теперь у нее есть своя электрогитара. Харли поставила на землю усилитель и крепко прижала к груди футляр, точно это была бесценная реликвия. Теперь она не чувствовала себя одинокой и всеми забытой. Ей стало гораздо лучше.
— Вот мы и встретились вновь, мисс Миллер.
Ее сердце замерло и перестало биться. Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Она медленно повернула голову и подняла взгляд на человека, стоявшего рядом со скамьей. Это был тот незнакомец, с которым она столкнулась в дверях магазина. Он назвал ее по имени, значит, ему известно, кто она. Глядя в его черные глаза, Харли поняла, что отпираться бесполезно — его не проведешь.
— Так это вы Дункан Ланг, который вчера наводил обо мне справки в отеле «Ройял»?
— Он самый.
— Вас послал Бойд?
— Нет, он меня нанял. Благодаря достижениям современной электроники и моему блестящему дедуктивному мышлению мне удалось вас найти.
Харли устало на него посмотрела.
— А может, мы договоримся? Я могу от вас откупиться?
Он прищурил глаза. Казалось, что этот разговор его забавляет.
— Боюсь, что нет. Отец не одобрит моих действий. У нашего агентства безупречная репутация, наш девиз — «честность и результат». Нет, извините, я не могу принять ваше предложение. — Он наклонился и поднял усилитель. — Нам надо вернуться в «Хилтон» и забрать ваши вещи.
«Вот черт! Он даже знает, в каком отеле я остановилась», — подумала Харли. Она безуспешно пыталась сосредоточиться, но ее голова соображала очень плохо. Все кончено. Не прошло и двух дней, как этот сыщик ее выследил. Прощай, свобода!
Внезапно Харли разозлилась.
— Мне двадцать шесть лет. Я взрослый самостоятельный человек, и вы не имеете права следить за мной! Разве я совершила какое-то преступление?
— Я служащий детективного агентства и выполняю поручение клиента. Я вас нашел и доставлю мистеру Монро, а там уж вы сами разбирайтесь, что к чему.
— Но я даже не успела поиграть на моей новой гитаре, — горестно сказала Харли, едва сдерживая слезы. Не будет она показывать слабость перед этим сыщиком. — Бойд ее выбросит — он терпеть не может электрогитары. Говорит, что пусть на них играют патлатые панки.
— Почему? — удивился Дункан, против воли испытывая жалость к этой девице, прижимающей к груди гитару с такой нежностью, словно это грудной младенец.
— А еще он не разрешает мне носить одежду черного цвета, красного тоже, и любого другого яркого цвета, — продолжала жаловаться Харли. — Мне нравится ходить в джинсах, а он про них и слышать не хочет.