Особенно,... 
86 
После бессонной ночи Соболев чувствовал себя больным и усталым. Еще сутки московская комиссия пробудет на зоне, позарез нужен какой-то результат, реальный, осязаемый. Хоть бы беглецов пристрелили, если живыми их не взять, да убитыми привезли. Чтобы комиссия хоть на трупы полюбовалась. В том, что зэки найдутся не сегодня, так завтра Соболев не сомневался. Но завтра – это слишком поздно.
Через полтора часа в кабинет влетел все тот же дежурный офицер и, не доложившись по уставу, не отдав честь, прямо с порога бухнул: майор Ткаченко убит из ружья каким-то стариком старовером. Преступника пристрелил лейтенант Радченко. Если бы не он, дед успел уложить из двустволки и капитана Аксаева.
– Убит стариком? – переспросил хозяин.
– Как точно, – кивнул офицер. – Застрелен из ружья.
Соболев поднялся из кресла, но испытав головокружение и слабость в ногах, снова сел:
– Ну-ка повтори все по новой, – приказал он.
Офицер повторил уже сказанное и добавил:
– Капитан Аксаев распорядился временно прекратить погоню. Он вызвал машины, оставленные возле той деревни, откуда они начали поиски. К трем часам тело Ткаченко доставят сюда. На место происшествия уже выехали прокурор и оперативники из района.
– Господи…
Офицер, робея, вставил слово:
– Аксаев тоже пострадал в сватке со стариком: у капитана сломано правое предплечье.
– Со стариком, мать его… В схватке? С пердуном старым в схватке? Он, видите ли, пострадал… Жаль, что тот старик идиоту Аксаеву мозги не вышиб из своей берданки. Очень жаль.
Отпустив офицера, Соболев нацедил стакан разбавленного спирта и прикончил его несколько больших глотков. Но лучше не стало, спиртяга лишь неприятно обожгла горло и пищевод, даже опьянения хозяин не почувствовал.
* * *
Вскоре позвонил лейтенант, приставленный к московской комиссии, попросил прислать за начальством машины. В последний день москвичи просохли и даже решили поработать, проверить какие-то документы в бухгалтерии.
Соболев попросил передать трубку Крылову, малодушно решив, что ужасное известие о гибели Ткаченко удобнее сообщить именно по телефону. Но в последний момент хозяин передумал, будничным голосом попросил старого приятеля, не откладывая ни минуты, заглянуть к нему в кабинет.
Крылов появился только через час. Соболев рассказал все, что знал и поставил на стол запечатанную бутылку водки, стаканы и графин с холодной водой. Выпили молча, и только когда показалось дно бутылки, Соболев осмелился задать главный вопрос.
– Значит, мой перевод в Москву… Он точно не состоится?
– И ты ещё спрашиваешь? – недобро усмехнулся Крылов. – Теперь вопрос о Москве вообще уже не актуален. Готовься к неприятностям. Тебе лишь бы погоны сохранить.
Грузовики прибыли на зону в половине пятого вечера. Соболев спустился вниз, наблюдал, как из машины выгружают тело Ткаченко, завернутое в брезент. Из кабины выпрыгнул Аксаев в промокшем, грязном бушлате. Сделав короткий доклад, капитан рысью побежал в медсанчасть.
Когда труп спустили в подвал, положили на бетонный пол холодной камеры, Соболев наклонился, откинул край брезента. Кровь, залившая всю одежду, свернулась и почернела. Бушлат на груди кума превратился в крупное сито. Но лицо почти не пострадало. Только одна картечина проделала сантиметровое отверстие на щеке чуть ниже левого глаза.
Соболев вернулся в свой кабинет, чувствуя, как головная боль обручем сдавила затылок и виски. Через полчаса явился Аксаев, рука в лангете, на перевязи.
– Этот старик натурально с ума спятил, – сказал капитан. – Мы с Ткаченко поднялись на крыльцо, где стоял этот хмырь. Вежливо попросили пропустить нас в дом, чтобы осмотреть помещение. Старик ни в какую.
– Представляю себе эту картину, – нахмурился хозяин. – А вы что?
– Мы его уговаривали, чуть не на коленях перед этой гнидой ползали: пустите, ради бога, пожалуйста, это наша работа… Унижались перед ним, как последние сволочи. А он прятал под полой полушубка ружье, ждал момента. Когда прокурор из района приехал, то сразу внес ясность.
– Ясность? – переспросил Соболев. – Какую же ясность?
Аксаев погладил ладонью руку, висящую на перевязи.
– Дед оказался рецидивистом, – сказал он. – Отъявленный, отпетый бандит. Дважды судим. За хищение государственной собственности и умышленный поджог. Таким надо без суда и следствия лоб зеленкой мазать и к стенке. А мы цацкаемся с ними, либеральничаем, чуть не с ложечки кормим. Прокуратура спит, милиция бабочек ловит. Просто слов нет. Это ведь он руку мне сломал прикладом.
86 
