Особенно,... 
129 
… Вот! Вот он вышел на прямую и заходит на полосу!..
В лучах островного солнца самолет сверкает в небе до боли в глазах… Мика и Альфред с трудом вглядываются в приближающийся фронтальный силуэт самолета и видят, что у него НЕТ ДВИГАТЕЛЕЙ!..
— Мика! Ты же говорил, что в самолете должны быть моторы?!
Мика растерян:
— Я и сам ничего не понимаю, Альфред… Может быть, это какой-то новый тип планера?… Я так давно сам не летал…
… Странный и ужасно большой белый самолет мягко садится на Микину и Альфредову взлетно-посадочную полосу, прокатывается по инерции совсем-совсем немного и разворачивается правым бортом прямо напротив Мики и Альфреда…
Мика в растерянности оглядывается по сторонам в поисках аэродромной обслуги, самоходных трапов, привычной портовой суетни…
… Но поле пустынно. Ни людей, ни трапов. Тишина…
И вдруг Мика и Альфред видят, как высокие стойки самолетного шасси медленно начинают уползать внутрь самолета, и гигантский безмоторный лайнер тихо ложится на бетонные плиты рулежной дорожки. Из-под консолей огромных плоскостей выдвигаются странные упоры, и лайнер замирает. Теперь нижний край самолетных дверей почти сравнялся с землей — словно ступенька перед крылечком…
Мика и Альфред так и ахнули от восторга!..
Но вот главная пассажирская дверь самолета распахнулась, и первым из этого сказочного лайнера выходит…
… Леонхард, Лёва, Лёвушка Тауб!!! В шортах, легкомысленной маечке, в сандалиях на босу ногу…
Лёва машет Мике и Альфреду левой рукой, а правой помогает сойти на землю очень красивой женщине…
… Широкими полями шляпы она прикрывает глаза от солнца, но Мике кажется знакомым этот изящный жест, эта давно забытая женская пластика…
И когда женщина неожиданно снимает шляпу, Мика УЗНАЕТ в ней СВОЮ Маму!..
А за ней выходит Папа — Сергей Аркадьевич Поляков. В прожженной шинели, с военным планшетом сороковых, но в руках у него совершенно современная профессиональная камера «Сони-бэтакам».
… И Папа отходит в сторонку и тут же начинает снимать! Он снимает выходящую из самолета Милю, УМЕРШУЮ от пьянства в деревне Чишмы под Уфой в ссылке… Снимает Папа ПОКОЙНОГО начальника уголовного розыска Алма-Аты однорукого Петра Алексеевича, ЗАСТРЕЛЕННОГО Лаврика… Снимает всех тех ПОГИБШИХ пацанов, с которыми Мика в конце сорок третьего должен был вылетать на задание в Карпаты на Мукачевский перевал… В полной экипировке того времени пятнадцати— и шестнадцатилетние, до зубов вооруженные мальчишки, перекинув через плечо свои парашюты, выходили из этого самолета, стараясь не привлекать к себе внимания… Правильно. Как учили…
… А из других дверей, счастливо улыбаясь и щурясь от яркого тропического солнца, выходили старые художники, на чьих похоронах Мика когда-то присутствовал.
… За ними шли МЕРТВЫЕ писатели — их книжки иллюстрировал Мика…
… МЕРТВЫЕ актеры, с которыми играл на бильярде в Доме кино, а потом, совсем недавно, читал посвященные им некрологи…
… Вышли двое МЕРТВЫХ приятелей-кинооператоров. Один скончался в полной нищете уже год назад, второй — совсем недавно…
… Радуясь солнцу, вышел МЕРТВЫЙ сосед по ленинградскому дому — крупнейший физик-теоретик из знаменитого Института Иоффе… Не пригодился он новому времени рыночных ларьков и повальных распродаж и то ли покончил с собой, то ли сам умер…
— Мамочка!!! Миля-а-а!.. Папа! Папуля!.. Лаврик!.. Ребята!.. Лёвушка-а-а!!! — кричит Мика во весь голос…
… Но все чем-то очень заняты, никто на Мику не обращает внимания…
Только один Альфред намертво вцепился в его руку — ни на секунду не отпускает, дергает Мику, шепчет:
— Ну, успокойся, Микочка… Открой глаза, Мика… Хочешь водички попить?
Мика открыл глаза, лицо горит, мокрое — не то от пота, не то от слез. В глотке все пересохло.
Альфред сидит рядом, стакан с водой протягивает:
— Попей водички, попей…
Мика отхлебнул пару глотков, отдышался, спросил Альфреда:
— Ты видел?
— Да.
— Ты до какого места досмотрел? — спросил Мика.
— До того, пока ты не начал кричать…
Мика сделал еще глоток из стакана, попросил Альфреда:
— Не уходи в ту комнату… Пожалуйста. Ложись здесь, в кресле. Хорошо?
— Конечно… Не бойся. Я не уйду.
***
Утром в кухне Альфред соорудил немудрящий «разгрузочный» завтрак — овсянка, сыр и зеленый китайский чай с жасмином, но без сахара.
129 
