Особенно,... 
134 
Туда же, в Степин офис, но уже в его личный кабинет, из Америки пришел и суперсекретный код банковского счета-инкогнито для Мики. Произошло это уже часов в десять вечера, что соответствовало двум часам дня по нью-йоркскому времени.
Степан повел себя деликатно: когда на дисплее — не компьютера, а какого-то необычного низенького прибора, стоящего на его рабочем столе, — вдруг появилась короткая английская фраза, старый друг Степа нажал на кнопку с надписью «транслейтер», и английский текст на экране мгновенно сменился русским переводом этой фразы: «Поступил запрашиваемый вами код и номер вновь открытого счета. Обеспечьте секретность снятия информации. В „память" не вводить!»
— Это для тебя, — коротко сказал Степан. — Я сейчас выйду на пару минут, а ты нажми вот эту голубую кнопочку. Тогда они дадут на экран код и номер твоего счета. Постарайся не записывать. А когда запомнишь, нажми вот эту черную кнопку — она все сотрет из памяти этой хреновины, и, кроме тебя и того банка, порядок этих цифр уже никто никогда знать не будет. Я пошел…
— Да ладно тебе, Степка, — сконфуженно забормотал Мика. — Ты мне все это устроил, а я с тобой еще темнить буду…
— Мишаня, у меня своих секретов полное лукошко! На хер мне еще и твои вешать себе на шею? — И Степан вышел из кабинета, плотно притворив за собой дверь.
***
… Самолет был переполнен, и поговорить с Альфредом не удавалось — теперь Альфред отсыпался прямо над Микиной головой в багажном отделении для сумок и небольших пакетов. И даже слегка похрапывал там…
Весь вчерашний ленинградский день Альфреда не было дома. К Степану в офис он с Микой не поехал, а до ночи мотался где-то по своим, как он потом сказал, «потусторонним» делам. Домой вернулся позже Мики — в начале второго ночи.
— Где это ты шлялся?… — сонно спросил его усталый и вымотанный за день Мика. — Явился бы пораньше — помог бы хоть шмотки запаковать… Иди дрыхнуть. Завтра Степан в семь тридцать уже в дверь позвонит.
Но Альфред был чем-то невероятно возбужден, сна ни в одном глазу, и было видно, что его распирает желание что-то рассказать Мике, сообщить что-то безумно важное!
На нервной почве Альфред то и дело подпрыгивал, облетал сонного Мику, зависал над ним, слегка нелепо жестикулировал, стремительно перемещался по воздуху из одного конца бывшей Микиной мастерской, где тот устроил себе на эту ночь старое привычное лежбище, в другой конец и, вероятно, от перевозбуждения в своей нервной стремительности ногой задел висящую под потолком лампу с желтым польским волосатым абажуром из крашеной пеньки, откуда прямо на Мику снизошло гигантское облако пыли!..
Мика расчихался, расфыркался и шуганул Альфреда таким армейским матюгом, что несчастный Альфред, нафаршированный какой-то ведомой только ему информацией, пулей вылетел из мастерской в захламленный кабинет, где и успокоился на «своем» диване, точно под тем местом, где когда-то, до переезда в Мюнхен, висел его портрет, подаривший ему жизнь…
… Сейчас, под мерный убаюкивающий гул самолетных двигателей, Альфред похрапывал над Микиным креслом в обнимку с их дорожной сумкой. Отсыпался за почти бессонную последнюю ночь в Ленинграде. Чуть ли не до утреннего появления Степана он все что-то записывал в кабинете, рассчитывал, зачеркивал, в каких-то пунктах своих записей ставил убедительные восклицательные знаки, в каких-то — неуверенные вопросительные…
Мика тоже подремывал в своем бизнес-кресле. И сквозь усталую дремоту вяло подумывал о том, что поступил неверно, ничего не сообщив сыну Сереге о своем трехсуточном пребывании в Ленинграде…
Вспомнил, как трижды через знакомых немцев оформлял Сереге гостевой вызов в Германию, ибо сам герр Поляков, как гражданин СССР, а потом и России, никого вызывать к себе не имел права. Обещал Сереге оплатить билет и проживание в Мюнхене, обещал свозить его в Париж или Вену… А когда Серега женился вторично, переправил ему около тысячи долларов — часть на билет, часть на свадебный подарок.
Но Серега так ни разу и не прилетел к отцу в Мюнхен. Мику это привело в недоброе уныние и на какое-то время к острому нежеланию видеть Серегу.
А потом по цепочке пришло воспоминание о том времени, когда он, его любимая Женщина и маленький Серега жили на Обводном канале, в одиннадцатиметровой комнатке коммунальной квартиры…
Эту комнатенку Мика получил в результате развода и размена своей квартирки на Ракова. Тогда Микина бывшая жена и Серега поселились в прекрасной двадцатичетырехметровой комнате на Васильевском, а Мике достался тошнотворный «пенал» в одиннадцать квадратных метров на Обводном…
134 
