44 
Мика дождался, когда Генка и Маратик отвернули замок фомкой — коротким ломиком со сплющенным и слегка загнутым концом, — открыли дверь камеры хранения, прошли туда, притворили дверь и зажгли там свет.
Тоненькая сверкающая ниточка света сочилась из-под прикрытой двери. Слышал Мика, как щелкали ломающиеся замки чемоданов, слышал лихорадочный шепот…
Что-то позвякивало, хрустело… Даже сдавленный смешок донесся до Микиных ушей.
Это рассмеялся Маратик. Мика только недавно видел один фильм, где в крохотном эпизодике Маратик Семенов изображал молоденького партизана и смеялся с экрана именно так, как рассмеялся сейчас!..
А потом Мика услышал, как Маратик спросил у Генки:
— Все?
А тот ответил:
— Погоди… Еще один «уголок» отворочу.
— Не унести, Ген… Тяжело будет.
— Ни хера, Маратик! Своя ноша не тянет, — ответил Генка.
Вот когда Мика почувствовал знакомую уже предвестницу УБИЙСТВА — резкую головную боль! Вот когда в полной мере ощутил дикий жар и услышал стук собственного сердца…
Толстая, рыдающая Сима Поджукевич с «похоронкой» в руке стояла у него перед глазами… А на Мику смотрели ее двое замурзанных, вечно голодных ребятишек.
Мика рывком распахнул дверь.
Увидел несколько растерзанных, выпотрошенных чемоданов…
Белые от ужаса лица Генки и Маратика…
Генка Оноприенко очнулся первым. Не вставая с чемодана, который они утрамбовывали коленями, осторожно нащупал на полу фомку и медленно стал подниматься, Маратик так и остался сидеть.
А у Мики боль в висках и в затылке становилась уже нестерпимой и сердце стучало так, словно хотело вырваться из груди и поскакать по ступенькам!
Но несмотря ни на что, в этот раз Мика сохранял абсолютную ясность происходящего.
— Не двигаться, дешевки, — тихо сказал Мика и даже задохнулся от ненависти к этим двум… — НЕТУ… НЕТУ ВАС БОЛЬШЕ НА ЭТОМ СВЕТЕ!!!
Дикая, чудовищная сила, не знающая преград, вырвалась из темных глубин Микиного подсознания и почти целиком обрушилась на Генку Оноприенко, лишь малой частью задев сидящего на чемодане Маратика…
Генкины глаза мгновенно остекленели, в последнем смертельном вдохе открылся рот, и оттуда хлынула толстая струя Генкиной крови на пол, на чемодан, на Маратика Семенова, на все те чужие, для кого-то бесценные вещи, которые Генка Оноприенко так хотел украсть!..
Маратик выскочил из-под падающего на него УЖЕ МЕРТВОГО Генки и страшным, животным голосом завыл на все этажи спящего «Алатау».
***
Больше Мика Поляков никогда не переступал порога бывшего кинотеатра.
Он перетащил свои немудрящие пожитки в пристроечку при глинобитном складском рыночном помещении, куда обычно приезжие торговцы сгружали свой товар, а уже оттуда небольшими частями волокли его на прилавки.
Базарные власти на это закрыли глаза — не надо нанимать сторожа. Квартальный уполномоченный рассудил тоже мудро: пусть уж лучше этот Мишка будет всегда у него под руками. Случись чего — не объявлять же его во всесоюзный розыск?! А так он все время на глазах — то разгружает машины с дальними номерами, то помогает приезжим товар к прилавкам перетаскивать. И рисует классно! Недавно его — младшего лейтенанта милиции — нарисовал, ну просто вылитый!..
Через дней пять после «новоселья» заглянул к Мике вернувшийся «с гастролей» Лаврик.
— Уважаю, — сказал. — Давай работать вместе?
— Нет, Лаврик, — ответил Мика. — Спасибо, но скоро должен вернуться отец, я же тебе говорил… Хочешь, я тебя порисую?
— Не, Мишаня! Накося, выкуси… — рассмеялся Лаврик. — Мне светиться незачем. Что я — фрайер? Я — вор. Мне свою личность лишний раз предъявлять без надобности. Слушай, чего расскажу…
… Генку Оноприенко похоронили где-то за городом. Так «уголовка» распорядилась.
Маратик Семенов остался наполовину живым. Одна сторона Маратика — мертвая. Не двигаются ни рука, ни нога, ни рожа с этой стороны! Ссытся и гадит под себя. Говорить не может и, как заявили врачи, уже никогда и не будет. Может только мычать или орать благим матом. Но тогда его скрючивает…
Пока лежит в психушке. Однако, видать, скоро сдохнет. Так что с этим все в порядке.
Нехорошо только то, что мусора до сих пор считают, будто Мишка тоже с ними был завязан…
Насчет писателевых шмоток из гостиницы «Дом Советов». Барыга волонулся и вернул потерпевшему портки и жилетку от желтого костюма. Никто не брал такого цвета…
44 
