54 
Он его из Китая привозил, благо граница рядом, за Талгарским перевалом. А там у него и менты, и погранцы — все куплены. Как, впрочем, и в Талгаре, где он живет. Вся партийно-хозяйственная верхушка из его рук кушает. Очень уважаемый бабай! Аксакал…
Лаврик дней десять туда на попутках и автобусах мотался. Присматривался. А потом вернулся как-то и говорит:
— Мишань! Ты как думаешь, где бабай пенензды притырил?
— Расскажи про хату, — попросил Мика и взял в руки планшет и карандаш.
Лаврик подробненько все рассказал про хату, про бабая, про всю талгарскую обстановочку, а Мика набрасывал всякие зарисовочки. И неожиданно, сквозь слабенькую боль в висках, УВИДЕЛ, ГДЕ СПРЯТАНЫ ДЕНЬГИ! И сказал:
— На чердаке. Там за каким-то старьем ящик железный в стенку вмазан. Но там всего тысяч триста…
Отложил карандаш, взялся руками за голову, потер виски, чтобы снять ноющую боль, и зажмурился. Лаврик не удержался, спросил:
— А тебе триста косых мало?
Мика поморщился, ответил:
— Нет. Мне достаточно. Я просто хотел сказать, что где-то у этого бабая лежит гораздо больше. Триста — это только на чердаке, Лаврик! А не пошел бы он в жопу, а? Что-то меня тормозит…
— Три сотни косых сами плывут тебе в руки, а ты, Мишань…
— Хочешь честно? Бояться стал. Уж больно у нас все гладко!
— Не трухай, Мишаня. По нашим делам — больше пятеры не дают. А там зачеты, амнистии — через год ты на воле! Гуляй — не хочу… — И резко меняя направление опасного разговора, Лаврик спросил: — Тебя дома как звали? Миша или Мишутка? Или еще как?…
— По-разному. Кто как, — уклончиво ответил Мика и подумал, что никогда не признается в том, что Миля называла его «Зайчик».
— Ну а все-таки? — настаивал Лаврик.
— Ну, Мика. А что?
— Как?!
— Ми-ка!
— Чего же ты кочевряжился, чмо египетское? Такое красивое имя — Мика!.. Вот это да! Ну надо же… Ты, Мишаня, для меня как непрочитанная книга. Что ни страница, то — новье! Мика…
— Отье… — огрызнулся было Мика, но в эту секунду в комнату заглянула Лилька, и Мика тут же себя поправил: — Отлепись от меня!
Лаврик рассмеялся, а Лилька спросила:
— Мальчики, где ужин накрывать — в зале или под яблонькой?
— Под яблонькой, — сказал Мика. — Может, яблочко Лаврику на голову шмякнется и он, как Ньютон, новый закон откроет…
— Я и так его уже открыл — не светись! Хавать будем здесь. А то садик по осени очень даже хорошо просматривается, — жестко проговорил Лаврик.
— Молдаваночку твою позвать? — спросила Лилька у Мики. — А то она сегодня за солью прибегала, спрашивала, где ты.
— Зови, зови! — оживился Мика.
В последнее время Мика разогнал всех своих девчушек, которых ему поставляла заботливая Лилька Хохлова. Оставил около себя всего лишь одну — пятнадцатилетнюю эвакуированную молдаваночку Светку.
С ней было так хорошо, так замечательно, ну почти как с Милей когда-то…
И нежная, и ласковая, и веселая, и в койке умеет все так, как ни одной девчонке и не снилось! Мика даже однажды не сдержал своего сладостного удивления и спросил:
— Светка, и откуда ты все ЭТО умеешь?! А, Светочка?
Светочка тут же расхныкалась и поведала Мике древнюю, как мир, легенду про отчима, который всему ЭТОМУ ее с десяти лет обучил. А когда они бежали из Кишинева, отчим к немцам перескочил служить. Вот им и пришлось одним — с мамой и младшим братиком Ионом — до Алма-Аты добираться.
— Не спрашивай меня, Михочка, Михайчик мой родной, больше ни о чем! Я тебя так люблю…
С каждого дела Мика давал ей денег для матери и ее младшего братика Иона. И сердце Микино наполнялось гордостью, что вот он, Мика, совершенно по-взрослому может еще о ком-то позаботиться. Не тайно, как о Валерке, а явно и в открытую.
Ах, Милю бы ему теперь найти!.. Говорят, что всех латышей, эстонцев и литовцев ненадежных сюда, в Казахстан, ссылают. Вроде бы где-то под Джезказганом их десятки тысяч по лагерям распихано.
— Чего-то эта Светка к нам зачастила, — вздохнул тогда Лаврик.
И как в воду смотрел.
«Стучала» Светочка в уголовку за милую душу.
Несколько месяцев тому назад попалась на проституции и мелком воровстве у клиентов — богатеньких старичков, ее «мусора» и пугнули: дескать, или будешь давать информацию на кого скажем, или…
- Тюрьма Таганская — все ночи, полные огня,
- Тюрьма Таганская — зачем сгубила ты меня?…
Светочка была девочкой понятливой. Мама пьет без просыху, братику всего шесть лет, он все время кушать хочет. Скоро опять зима, а у него ни пальта зимнего, ни ботинок крепких…
54 
