Лёгкий, ненавязчивый романчик 
86 
***
Через пару дней он позвонил Мике и сказал, что его заявку на сценарий про Домового студия не приняла, обвинив автора в болезненном мистицизме и мелкотемье, но, чтобы подсластить пилюлю, включила какой-то старый фильм, снятый по его сценарию, и его самого в фестиваль «Ленфильма», проводившийся почему-то на Дальнем Востоке. Так что завтра он уже вылетает в Хабаровск, потом в Благовещенск, Уссурийск и Владивосток. Возможно, им даже придется слетать на Чукотку. Не исключено, что он сможет там захороводить и обаять парочку барышень-чукчей первой свежести и привезти их к Мике.
— Ты никогда не спал с хорошенькой чукчей? — спросил сценарист.
— Нет, — ответил Мика. — А как быть с Домовым?
— Пока не наступит фантастическая эра свободы и бесцензурного творчества, боюсь, Домовой нам с тобой не пригодится. Ты свободен для своего договорного Аверченко. А Домового можешь перестать рисовать и даже плюнуть ему в морду!
Но этого Мика уже почему-то не мог сделать…
Бесстыдно нарушая все издательско-договорные сроки, Мика с упорством маньяка продолжал зачем-то рисовать и придумывать, продумывать и рисовать этого проклятого Домового!..
Сотни набросков заполняли бесчисленное количество листов бумаги, а Михаил Сергеевич Поляков, которому уже завалило за полтинник, все рисовал и рисовал это странное и неведомое Существо, так дивно втемяшевшееся ему в голову…
Что? Почему? Какая сила заставляла его это делать — понять Мика не мог. Не мог и остановиться в своем поиске. Одно понимал — теперь он «сочинял» этого Домового не для кого-то, а для себя. Лично…
А потом вдруг пришло озарение! Оно, правда, лежало на поверхности, но до сих пор было не замечено Микой. В озарении были две составляющие.
Первая: Домовой — хранитель очага. Следовательно, он постоянно находится в доме. В чем, например, Мике удобнее всего быть у себя в доме? В тренировочном костюме. Желательно старом, полуистлевшем от многократных стирок, но внешне сохранившем признаки бывшей принадлежности хозяина этого костюма к большому спорту.
И на бумаге неожиданно появился Домовой в весьма пожилом тренировочном костюме с четырьмя белыми фетровыми буквами на спине — «СССР». И в «чешках» со смятыми задниками — таких бывших гимнастических тапочках…
Вторая составляющая: он может сохранить некий приблизительно фольклорный облик — бородку, усы, некоторую наивную простоватость.
Но ни в коем случае он не должен походить на бедного деревенского родственника, явившегося в категорически чуждый ему мир многомиллионного города и столкнувшегося с пугающими его явлениями цивилизации, которых он якобы был лишен в своем медвежьем углу. Или еще где-нибудь — откуда он появился…
Ни под каким видом не делать из него комический персонаж, разговаривающий псевдонародными, окололитературными перлами вроде — «мабуть», «кубыть» и «ёж тя задери»!..
И еще! Ни за что не называть его архаичными именами типа — Еремей, Елисей, Прохор, Тихон…
— Точно! Я хочу быть Альфредом!.. — раздался чей-то надтреснутый тенорок за спиной у Михаила Сергеевича Полякова.
Мика резко обернулся и увидел…
…сидящего на валике своей древней кабинетной тахты маленького Человечка, ростом чуть более полуметра, в стареньком стираном голубом тренировочном костюмчике с белыми фетровыми буквами на спине и груди — «СССР»!..
Около тахты валялись маленькие «чешки» со стоптанными задниками.
В руках Человечек вертел Микин летный шлемофон с ларингофонами и колодкой соединения связи, который сам Мика Поляков не видел уже лет двадцать пять, с момента своей демобилизации.
— Ты так и не придумал мне шапочку, — сказал самозваный Альфред. — И я нашел в твоем забытом барахле вот эту штуку. К сожалению, она мне очень велика. Не сумеешь ли ты сделать с ней что-нибудь такое, чтобы я иногда смог ее надевать?…
***
Когда Михаил Сергеевич Поляков, пятидесяти трех лет от роду, один из самых известных художников-иллюстраторов и карикатуристов, чьи сборники карикатур разлетались по всему свету, а потом Управление по охране авторских прав выплачивало ему восемь процентов от авторского гонорара рублями или сертификатами на отоварку в спецлавочке, забирая себе девяносто два процента государственного налога, находясь в трезвом уме и здравой памяти, убедился в том, что сидящий перед ним маленький человечек ему не снится и не телевизор показывает ему кукольно-сказочную мультяшку «про Домового» из передачи «Спокойной ночи, малыши!», а какой-то поразительный сдвиг Судьбы с, казалось бы, уже накатанных рельсов предъявляет ему — Мике Полякову — Настоящего, Живого, Говорящего Домового, которого он же сам уже несколько дней взахлеб графически сочинял на бумаге, невольно наделяя его всем тем, что было близко ему самому — ну просто-таки как Гюстав Флобер: «Мадам Бовари — это я!..» — только тогда Мика решился спросить у этого типчика:
86 
