97 
Поэтому Микино выражение: «Мы охраняем льды Советского Союза», ставшее в полку «крылатым», было абсолютно правомерным.
Однако оно вселяло в личный состав полка сомнения в правильности решений «свыше», что и нервировало майора Кучеравлюка.
С терпением и коварством белого медведя майор все ждал, когда этот полужиденок еще раз проколется. Уж взять за жопу так, чтобы не вывернулся! А то у него в полку много защитничков среди летающего командования…
Вроде бы за какое-то «особое летное мастерство» хотят ему к тридцатилетию Советской Армии и Флота, к священному дню двадцать третьего февраля, еще одну звездочку навесить. Старшим лейтенантом сделать.
Этого нелетающий майор Кучеравлюк, начальник Особого отдела авиационного полка, совсем уж не мог понять! Так не разбираться в людях?!
… На празднование тридцатилетия Советской Армии и Флота утром двадцать третьего февраля сорок седьмого года в расположение Микиного полка, на северную оконечность заполярного острова Колгуев, что в Баренцевом море, из Нарьян-Мара прилетел новехонький, только что пошедший в серийное производство, военный транспортно-пассажирский самолет «ИЛ-12». С носовой ногой шасси и с невиданными четырехлопастными винтами.
Почетным гостем полка был замначальника политотдела корпуса погранавиации, который и прибыл на этом чудо-самолете. Он же привез памятные медали «30 лет Советской Армии и флота» для каждого — от рядового-новобранца до командира Микиного полка — летчика Божьей милостью, Героя Советского Союза двадцати восьми лет от роду подполковника Вась-Вась Шмакова.
Этот же чудо-аэроплан затоварил полковой военторг таким количеством водки «Заполярная» местного нарьян-марского розлива, таким количеством слипшихся конфет «Мечта» и совсем слегка тронутого плесенью печенья «Привет», что праздник просто обязан был пройти на должной высоте!..
На торжественном построении полка (за исключением экипажей, находящихся в воздухе на бессмысленном «боевом» дежурстве) после речей о непобедимой Советской Армии, ведомой верным сыном своего народа министром обороны Николаем Александровичем Булганиным, наимудрейшим Центральным Комитетом Коммунистической партии и лично товарищем Сталиным Иосифом Виссарионовичем, каждому были вручены сверкающие юбилейные медали.
Троекратное «Ура!», хрипло прозвучавшее на тридцатиградусном морозе, завершило официальную часть праздника, и полк был распущен по теплым землянкам.
Весь полк жил в этих прекрасно оборудованных, землянках. Летно-подъемный состав — в одних, техсостав — в других, БАО — в третьих и так далее.
Кучковались экипажами. Для каждой землянки в ремонтных мастерских полка из броневых листов, снятых со списанных самолетов, авиамеханиками и техниками были сварены печки с вытяжными трубами и широкими дверцами.
Как известно, в тундре, посередине Баренцева моря, с дровами сильная напряженка. Поэтому печи отапливались бензином. И широкая дверца была необходима, чтобы в печь легко пролезал бы таз с бензином Б-70. А потом туда бросалась зажженная спичка, бензин вспыхивал, печь начинала гудеть от рвущегося оттуда пламени, становилась сначала малиновой, потом красной. До желтизны старались не доводить — опасно.
Бензин выгорал, печь быстро остывала, но тепло в землянке сохранялось на несколько часов. После чего в печь запихивался следующий таз с бензином…
Связисты организовали в землянках музычку, командиры экипажей отрядили в лавку военторга своих штурманов; сержантско-старшинский состав стрелков-радистов накрыл столы; прибористы притащили два чайника спирта-ректификата, который был под строжайшим учетом для промывки особо точных навигационных приборов; из военторга вернулись сильно «упакованные» гонцы-штурманы; кто-то притащил из столовки закусь; дополнительно вскрыли консервы из самолетных НЗ — неприкосновенных запасов, и гулянка началась!
В отличие от большинства лейтенант Мишка Поляков — командир «семерки» — пил в то время еще крайне мало. Что отнюдь не умаляло уважения к нему летающего общества. Его неприятие алкоголя возмещалось, как сказал Вась-Вась Шмаков, изысканной техникой пилотирования. А такая оценка в полку дорогого стоила!..
Но в этот раз Мика Поляков надрался в первые же тридцать минут.
Для начала пьяный голос Мики влился в нестройный, но очень громкий хор из двадцати молодых, обожженных морозом глоток, самозабвенно исполнявших самодеятельный текст на мотив знаменитого авиационного марша.
97 
