Ванда назвала конгресс волшебным вальсом, но это скорее относилось к вечеру, который они провели вдвоем. Неужели мыслимо, чтобы девушка, с которой он случайно познакомился в танцевальном зале Хофбурга, могла так увлечь его?
Ему казалось, что он всю жизнь волочился за женщинами и победы над ними приносили ему одни разочарования. Красивые оказывались глупыми до раздражения, а в умных он чувствовал нечто такое, что удерживало его от дальнейших отношений.
В Ванде все было очень гармонично: и ее светлая радость, и неожиданный смех. А ведь он почти ее не знал!
Ричард вспомнил Лондон. В то время самым модным и общепринятым в поведении молодых людей было умение выглядеть разочарованными и безразличными ко всему. Его друзья изо всех сил притворялись пресыщенными знатоками жизни и клялись, что даже настоящие красавицы нагоняют на них смертную тоску. Он привык к неискренности и скучным, вечно недовольным лицам.
В Австрии все было по-другому: иностранцы чувствовали себя непринужденно, и жизнь от этого становилась значительно интереснее. Находясь в Вене, Ричард проводил все свободное время в обществе капризной и своевольной княгини Екатерины. Она доставляла ему много удовольствия, и он был бы последним негодяем, не признав этого. Никого еще не осыпала Екатерина такими щедротами любви. И все же, что скрывать, это было лишь еще одним его любовным приключением.
То, что он испытал накануне вечером, было чем-то совсем другим, никак не вписывалось в его привычную жизнь. Это было так необыкновенно, что сейчас, при свете ясного утра, все казалось вымыслом.
Он позвонил в колокольчик у постели, но прошло несколько минут, прежде чем появился Гарри.
— Как рано вы проснулись, господин, — весело сказал он.
— Который час? — спросил Ричард.
— Еще рано, около половины одиннадцатого. Я сказал, что мой господин соизволит открыть свои ясные очи не раньше полудня, провалиться мне на этом месте.
Он начал приводить в порядок одежду, брошенную Ричардом на стул после бала.
— Удивительно, вы трезвы как стеклышко, мой господин.
— Ну, хватит, Гарри! Долго я буду терпеть твою наглость?!
— Сейчас я принесу горячую воду, — ухмыльнулся Гарри. — Ее величество Екатерина ждет вас к завтраку, и выглядеть вам нужно наилучшим образом.
Он вышел из комнаты, и Ричард слышал, как он, насвистывая, шагал по коридору. Нужно быть построже с Гарри. Но разве это возможно?! Губы Ричарда невольно расплылись в улыбке. Ведь Гарри не просто слуга, и тут уж ничего не поделаешь.
Когда-то Ричард взял его к себе конюхом: в те времена у него была завидная конюшня и полдюжины слуг ухаживали за лошадьми. Но времена изменились, пришлось распустить всех слуг, кроме Гарри. И он совершенно спокойно выполнял всю работу один, был и поваром, и дворецким и никогда не сердился, если ему не платили жалованье по нескольку месяцев.
Гарри легко брался за любое дело, а главное, трогательно любил своего хозяина, был ему очень предан, а этого не купишь ни за какое золото в мире. У него была особенность: он всегда говорил то, что думал, и остановить его было невозможно. Гарри не любил Екатерину — нельзя сказать, что в ней было что-то особенно неприятное для него, а просто он ревновал Ричарда ко всем дамам его сердца. Может быть, имело значение и то, что она была русская. С тех пор как пришлось жить в окружении царского двора, Гарри начал испытывать отвращение ко всем русским.
Ричард всегда опасался, что в один прекрасный день он обнаружит Гарри с перерезанным горлом или с ножом в спине. И в то же время это огромное счастье, что он отправился в ссылку за Ричардом. Что ни говори, Гарри был единственной ниточкой, которая связывала его с родной Англией — единственным местом, где бы он хотел жить и куда путь был закрыт для него, возможно, навсегда.
При мысли о будущем Ричарда охватывало отчаяние. Неужели ему придется скитаться по столицам чужих стран всю оставшуюся жизнь? Обедневший дворянин, он должен унижаться перед знатью, жить с нелюбимыми женщинами, чтобы прокормиться; или, на худой конец, обчистить карманы незадачливого юнца, прожигающего отцовские деньги!
Мысль была столь неутешительна, что внезапная тоска по родным заставила его встать. Ричард решил отвлечься, выглянув в окно.
Перед ним раскинулся внутренний двор замка, а дальше — дворцовые парки со множеством фонтанов, струи которых переливались в лучах солнца. Великолепные скульптуры расположились вокруг искусственных озер; среди высоких кипарисов виднелся Дельфийский дворец. Но вместо этого великолепия перед мысленным взором Ричарда вставали небрежно подстриженные лужайки возле его дома в Хертфордшире; запущенный парк, спускающийся к ручью, кишащему форелью, и вновь поднимающийся к густому лесу, где водились фазаны.