49 
Сэр Харвей поднялся с места, но едва он оказался рядом с дверью, голос Паолины остановил его.
– Вы... уверены... – произнесла она, запинаясь, – что этот... граф Леопольдо... добрый, приятный человек?
– В нем есть все, чего только может пожелать женщина, – убежденно ответил сэр Харвей. – Но не забывайте, моя дорогая, что цыплят по осени считают. Вам еще нужно ухитриться заполучить его.
Выпустив эту последнюю парфянскую стрелу, сэр Харвей вышел из комнаты и вскоре туда поспешно вернулись Тереза и парикмахер.
Паолина одевалась в молчании. Тереза передала ей распоряжение сэра Харвея надеть голубое атласное платье, украшенное розами. Девушка не спорила и только безропотно повиновалась приказу, облачившись в то платье, о котором говорила Тереза, и позволив парикмахеру сделать ей прическу по собственному вкусу. Сама она сидела неподвижно, уставившись в зеркало, словно погруженная в задумчивость, из которой ее ничто не могло вывести.
Только когда парикмахер закончил укладывать ее волосы и поместил среди локонов и кружев две розы, Паолина взяла у Терезы маску и надела ее на лицо. Без сомнения, маска преобразила ее облик, придав ему пикантность и некий налет кокетства, которое раньше ей не было присуще. Невозможно было не умилиться при виде ее крошечного, чуть вздернутого носика, выглядывавшего из-под темного бархата, соблазнительных алых губ и глаз, загадочно поблескивавших в разрезе маски, которая подчеркивала безупречную белизну ее кожи.
Глядя на свое отражение в зеркале, Паолина не могла удержаться от улыбки. Затем, подхватив юбки кринолина, она поспешила через анфиладу в поисках сэра Харвея.
Он тоже был в маске, так же как и гондольеры и слуги. Всякий, кто покидал пределы частного владения, надевал маску, чтобы не быть узнанным. На небе ярко светило солнце, и весь окружающий мир казался Паолине прекрасным, как никогда. Повсюду, словно грибы, выросшие за ночь, возвышались ярко расцвеченные шатры и балаганы, скрывавшие в себе множество редкостных и удивительных диковин. Когда она вышла из гондолы, вступив на Пьяцетта Сан-Марко, ей было трудно решить, в какую сторону смотреть и куда пойти в первую очередь из-за шума толпы, звуков музыки и призывных криков торговцев. Здесь, под массивной колоннадой, украшенной геральдическим львом и статуей святого Теодора, можно было встретить великанов из Ирландии и женщин в хорватских национальных костюмах, канареек, которые умели считать до тридцати, собак, одетых как дети, и комедиантов из местной труппы, распевающих куплеты или представлявших пантомиму. А между Дворцом дожей и Древней библиотекой толпы людей кружились в танце или любовались затейливыми маскарадными костюмами на других гуляющих. Здесь были акробаты на ходулях, всадники верхом на деревянном коне, женщины в турецких шароварах, дервиши, клоуны и такое разнообразие Арлекинов, Пульчинелл и Пьеро, какое только было доступно воображению.
Сэр Харвей с трудом протискивался через толпу, пока они не миновали длинный ряд шатров и вышли на Пьяцца Сан-Марко, где предписанные правилами приличия соблюдались в большей мере. Здесь собирались аристократы, которых легко было узнать по элегантным платьям и украшенным великолепной вышивкой камзолам, и хотя тут тоже все были в масках, они словно оставались в пределах некоего воображаемого круга, куда люди ниже их по положению не могли проникнуть.
Сэр Харвей и Паолина присоединились к нарядной толпе. Некоторые из присутствовавших пили вино или шоколад за столиками у кафе, другие просто прогуливались по площади, придирчиво разглядывая друг друга сквозь разрезы масок и пытаясь узнать, кто скрывался за ними, позволяя себе при этом вольности и язвительные замечания, которые в любое другое время могли бы нанести ущерб их репутации.
Какой-то кавалер, которого Паолина никогда не встречала раньше, подошел к ней, поднес руку девушки к своим губам и вручил ей букет цветов.
– Самой прекрасной даме в Венеции, – прошептал он ей на ухо и хотел было поцеловать ее в щеку, но Паолина поспешно отпрянула в сторону.
Кавалер рассмеялся и скрылся в толпе, а смущенная Паолина долго смотрела ему вслед, держа в руках букет изысканных и явно очень дорогих цветов.
Сэр Харвей улыбнулся при виде ее замешательства.
– Это обычный комплимент во время карнавала, – заметил он.
Они сели за один из столиков, установленных рядом с кафе. Паолина обратила внимание на то, что Пьяцца была вымощена мрамором и трахитом, который, как ей уже приходилось слышать, привозили сюда с Юганейских холмов к юго-востоку от Падуи. Однако сэр Харвей не отводил взгляда от веселящейся толпы, внимательно присматриваясь то к одному из ряженых, то к другому, пока он наконец не наклонился и тихим голосом обратился к Паолине:
49 
