Особенно,... 
11 
Когда Хэвингэм ночевал в гостиницах или отелях, камердинер всегда застилал его постель домашними льняными простынями и подушками, которые они возили с собой.
— Не желает ли ваша светлость подняться завтра пораньше? — спросил Гаррис, уже успевший собрать одежду маркиза. Он покинет «Пелиган» на рассвете, чтобы совершить такое же путешествие, как сегодня, и приготовить все заранее к прибытию своего господина.
— Разбудите меня в восемь часов, — велел маркиз. — Вы приготовили для Джима мою одежду?
— Все что нужно — в гардеробе, милорд.
В голосе слуги слышалась обида за то, что маркиз счел необходимым проконтролировать его.
«Очень хорошо, — подумал маркиз, — что я возложил на Джима обязанности камердинера».
— Доброй ночи, милорд, — с почтением произнес Гаррис. — Надеюсь, вашу светлость не потревожат.
— И я тоже, — кивнул маркиз.
Последний раз оглядев комнату, Гаррис вышел, закрыв за собой дверь.
Сняв длинный шелковый халат, маркиз бросил его на кресло и забрался в постель.
Он не ошибся, посчитав ее удобной.
Погружаясь в перину, набитую гусиными перьями, Хэвингэм с удовлетворением подумал, что проведенный в одиночестве вечер ему импонирует больше, нежели скучные разговоры с хозяевами или — что еще хуже — званый обед в его честь в каком-нибудь сельском особняке.
До чего же тоскливо обмениваться любезностями с людьми, не имеющими с ним ничего общего! Утешало лишь то, что маркиз никогда более их не увидит.
Тонкие полотняные простыни холодили тело, золотое пламя в камине разгоняло мрак. Маркиз уже засыпал, когда на дубовой лестнице послышались тяжелые неуверенные шаги.
Он еще успел в полудреме подумать:
«Какого черта хозяин гостиницы не застелил лестницу ковром, как делают цивилизованные люди?!»— как вдруг раздался громкий стук в дверь.
На мгновение Хэвингэму почудилось, что ломятся в его дверь. Но потом, когда звук повторился, он понял, что стучат в дверь соседней комнаты.
— Кто… это? — прозвучал негромкий женский голос. Тем не менее маркиз услышал вопрос совершенно отчетливо и разгневался оттого, что стенка между двумя комнатами оказалась слишком тонкой.
— А мине нужно передать вам кое-что, мисс, штуковину, которую вы оставили в стоповой, — ответил мужской голос.
Природу странного акцента маркиз не мог определить, и вообще этот голос звучал необычно.
— Но я… я уверена в том, что ничего не забыла… внизу! — запротестовала женщина.
— Все у миня тута, мисс.
Маркиз пытался не думать о том, что происходит, но ему показалось, что женщина поднялась с постели.
В замке повернулся ключ.
— Не могу представить себе… — сказала она и чуть погодя воскликнула. — О, так это… вы!
— Да, я, — сказал мужчина совершенно другим голосом. — Вы ускользнули, не попрощавшись.
— Ио мне… мне нечего сказать… А у вас, сэр, нет права… разговаривать со мной.
— А я и не хочу говорить с вами.
— Вам не следовало… приходить сюда…
Пожалуйста, уйдите… уйдите.
Маркизу показалось, что женщина пытается закрыть дверь. И тут она закричала:
— Нет! Нет! Нельзя сюда входить! Уходите… уходите прочь, немедленно!
— Я хочу поговорить с вами.
— Пожалуйста… оставьте меня в покое… Вы не имеете права вламываться ко мне в… спальню.
— Я уже в ней! И что вы будете со мной делать?
— У вас нет права так поступать… Я завизжу, если вы не… не уйдете… немедленно!
— Едва ли хозяин гостиницы или кто-то еще услышит вас. Они заняты внизу.
— Прошу вас… уйдите! Я уже… легла в постель… и мне… нечего сказать… вам.
— А вот я хочу сказать вам о многом!
Во-первых, вы очень красивы, мисс Клиффорд. Как видите, я узнал ваше имя, хотя вы отказались назвать его мне.
— Вы должны… уйти… Это нечестно…
Вы сами знаете, что не имеете права… врываться в мою… спальню подобным образом!
— Я не вижу в этом ничего плохого, и, если вы прекратите жеманничать и кривляться, мы сможем позабавиться.
— Я не знаю, что вам нужно… Уйдите, прошу вас… Уйдите, пожалуйста, оставьте меня… в покое!
— А вот этого, моя дорогая, я совершенно не собираюсь делать. Ну же, будь умницей. Какая милашка! Я давно не видел такой очаровательной женщины.
Мужчина, должно быть, шагнул вперед, и последовавший женский крик был полон страха и отчаяния.
— Нет! Нет!
Маркиз тотчас сел на постели. Это становится невыносимо, подумал он, ему не только докучают… Более того, за стеной нагло и бессовестно оскорбляют женщину.
11 
