26 
В холле послышались голоса, и Берил тотчас поднялась.
— Это Галлен, — возликовала она. — Я так и думала, что он приедет сегодня! О, как это замечательно! Теперь ты сможешь увидеть его.
Она бросилась через комнату и открыла дверь.
— Галлен! Галлен! — услышала Торилья голос кузины. — Как чудесно, что ты приехал! Я так ждала тебя!
До нее донесся низкий мужской голос, но Торилья не слышала слов. Она стояла с лилиями в руках, и все ее тело напряглось от ожидания встречи с маркизом Хэвингэмом. Ужас, который пробуждал в ней этот человек, был подобен горячему углю, прожигающему грудь.
Она ненавидела его. Ненавидела настолько, что, казалось, будь у нее силы, сразила бы маркиза насмерть. Прошлой ночью, ложась в постель, она молилась… молилась с еще не изведанным доселе пылом, чтобы хоть какая-нибудь причина помешала ему жениться на Берил.
Разве можно позволить любимой сестре выйти замуж за мужчину, совершающего такие преступления против человека, за угнетателя шахтеров и их семей?!
Она представляла его жирным и толстым, с окруженными сеткой развратных морщин глазами.
Она представляла его сидящим за столом и пьющим вино, красное, словно кровь тех, кто обливается ради него потом во тьме и пыли его грязной шахты.
» Как может человек допускать подобную низость, как может он быть столь бессердечным?«— вопрошала она себя.
Шахтеры Барроуфилда не только перерабатывали, они не получали положенного; их обманывал смотритель, который, как полагала Торилья, был назначен маркизом Хэвингэмом.
Существовало много способов обобрать шахтеров, и все, кто стоял над ними, набивали свои карманы.
Из их заработка вычитали деньги за свечи и порох, которыми они пользовались.
Смотритель мог по собственному желанию заставить этих людей покупать у него свечи на полтора-два пенса дороже рыночной цены.
И все это, как Торилья узнала от своего отца, творилось в копях Хэвингэма.
Плата за поломанные инструменты еще более сокращала скромный доход рабочих, а смотритель всегда мог взыскать с них сумму, намного превышающую рыночную стоимость товара. Викарий, бывало, весьма красноречиво описывал подробности.
— Они ухитряются зарабатывать шиллинг даже на ручке лопаты, — гневно обличал он местные порядки. — Рукоятка обходится здесь рабочим в шесть пенсов, хотя прежде стоила только два.
— Но разве ничего нельзя сделать? — снова спросила Торилья.
— А кого волнуют эти одураченные люди? — с осуждением сказал викарий.
Уж конечно, не богатого маркиза, владельца поместий, замков, слуг и скаковых лошадей, к тому же собравшегося обзавестись расточительной женой.
Доносящиеся из холла голоса приближались, и она готовилась достойно встретить мужчину, которого про себя называла дьяволом.
Крепко прижав к груди огромную охапку лилий, которую так и не выпустила из рук. Торилья ждала, и округлившиеся глаза ее темнели на бледном лице. Она опустила их в предчувствии чего-то ужасного.
Первой вошла Берил.
— А вот и Галлен, моя дорогая Торилья, теперь ты можешь познакомиться с ним!
Следом за Берил в салон вошел мужчина в полированных гессенских сапогах, в которых отражались мебель, разбросанная бумага, цветы и подарки на полу.
Торилья вскинула голову, и сердце в груди ее проделало двойное сальто.
Ей казалось, что потолок вот-вот обрушится на нее.
Перед ней появился не маркиз Хэвингэм, а сэр Александр Эбди.
Глава 4
Б крохотной деревенской церкви, где была крещена Торилья, закончилась семичасовая литургия. На ней присутствовало с полдюжины человек. Было еще рано, и по окончании службы Торилья вышла в церковный двор, где рядом с тисом покоилась, могила ее матери.
Девушка смотрела на просторное надгробие, по-прежнему не в силах поверить, что мать, любимая, ласковая, понимающая, навсегда оставила ее.
Но это не так, вспомнила Торилья. Душа бессмертна, и где бы ни находилась мать, любовь ее всегда будут сопутствовать осиротевшим дочери и мужу.
— Помоги мне, мама, я так хочу избавить Берил от подобной участи, — прошептала Торилья. — Разве я могу допустить, чтобы она вышла за того, кто бесчеловечно обращается с людьми в Барроуфилде?
Она не молилась об этом, но вполне сознавала, что отношение ее к маркизу путанно и противоречиво. Каким образом это чудовище, холодное и жестокое, могло стать мужчиной, пробудившим в ней такой восторг, ибо память о его поцелуе до сих пор приводила ее в трепет?
26 
