Последние отзывы

  156  

Из разговоров со следователями Бобрик понял, что с бандюками, купившими арсенал и собиравшимися двинуть его на Кавказ, чекисты разобрались круто. Кого-то взяли живым, а кого замочили при задерживании. Но живых оказалось совсем немного, то ли вдове, то ли трое. Заодно арестовали какого-то бандитского авторитета по кличке Фанера. Но этот недолго прожил в следственном изоляторе. Если верить старшему следователю, а веры ему немного, авторитет на собственных подштанниках удавился в тюремной камере. Скорее всего, его насмерть забили во время допроса. Это ближе к правде.

У этих парней, торговцев и покупателей оружия, наверняка были высокие покровители, какие-то жлобы при чинах, погонах и званиях. Ведь кто-то обеспечивал прикрытие всех этих дел. Иначе не бывает. Но покровителей не нашли, а, может, их просто не искали. Бобрику об этом ничего не известно. Он знает только, что суд над оставшимися в живых бандитами пройдет в закрытом режиме. Их с Элвисом на слушанья тягать не станут. На руках у обвинения и так все доказательства.

Ленка Черных, решив, что Элвис не станет ей ни мужем, ни любовником, а простые приятельские отношения ее не устраивали, уехала к себе в Тверь, звонила оттуда на прошлой неделе. Нашла работу в одной шарашке, торгующей мебелью и матрасами. В свободное время она не вылезает из библиотеки, готовится поступать в институт. Но при фатальном невезении, которое у Ленки в крови, не исключено, что она снова окажется в каком-нибудь московском притоне. И Элвису придется вытаскивать ее оттуда за уши.

Сегодняшняя жизнь дяди Димы — это скоростное шоссе, по которому он несется на крыльях своего успеха, выигрывая одно дело за другим. В адвокатской конторе «Саморуков и партнеры»он получил повышение, деньги гребет лопатой, правда, с женой возникли какие-то напряги. То ли Дима застукал ее в постели с мужиком, но ли добрые люди прислали ему несколько фотографий сугубо интимного свойства. Про жену и ее измену Радченко сказал просто: «Это суча — тоже человек». И больше ни слова. Так или иначе, дело идет к разводу. О своей личной жизни Радченко много не распространяется, а Бобрик не лезет с вопросами.

— Ладно, пойду я, — Бобрик поднял воротник куртки. — Только отолью на дорожку. Вон за углом.

— Придется заняться твоим воспитанием, Боб, — покачал головой Элвис. — За углом бомжи отливают. Зайди в театр, спустись в туалет. И сделай все, как человек.

— Не, не пойду. Там в гардеробе раздеваться надо, потом снова одеваться. А старуха, которая на вешалке, и так бухтит. Ну их всех. Тут дел на минуту.

Он спустился вниз на две ступеньки, прошел пару десятков метров, свернул в темное пространство между двумя домами. Через минуту он оказался в дворике, зажатом между театром и старым жилым домом. На столбе качался одинокий фонарь, летел снег, а ветер выл, как побитая собака. Встав в тени трансформаторной будки, Бобрик расстегнул куртку, коснулся «молнии»штанов и вдруг замер. Показалось, он услышал слабый крик человека, зовущего на помощь.

***

Поветкин, уставший от волнения, от комплиментов, от телефонных звонков, не смолкающих ни на минуту, от бестолковой суеты, царящей в театре всю последнюю неделю, выглядел немного усталым, но очень элегантным. Больше часа прошло после окончания спектакля, а театр все еще полон людьми, он гудит, как растревоженный улей. С трудом отбившись от репортеров, режиссер добрался до своего кабинета, упал в кресло, но понял, что не сможет усидеть и минуты. Повертевшись у зеркала, Эдуард Павлович решил, что в своем шикарном костюме, сшитым на заказ известным модельером, белой шелковой сорочке с рюшками на груди, тоже шитой на заказ, и бордовом галстуке-бабочке, он просто неотразим, хорош на все двести десять процентов.

Премьера «Черного бумера», задуманная как сенсация, как главное событие театрального сезона, превратилась в нечто большее, в настоящий триумф Поветкина и новой прима-балерины театра Ларисы Демидовой. Мало того, что на премьере присутствовали большие люди со Старой площади, три министра с женами, главы дипломатических представительств и посольств, крупнейшие бизнесмены и целая рота депутатов Парламента, это все так, семечки, ходить на Поветкина — это дань моде. Но еще ни разу в жизни, после того, как занавес опустился, Поветкина не вызывали на сцену аплодисментами двадцать два раза подряд. Он, за руку с солистами балета, с Ларочкой Демидовой, снова и снова выходил к самой рампе, кланялся и снова выходил. А шум оваций все не смолкал, и спина уже болела от этих поклонов, а голова кружилась от аромата цветов, но надо было снова идти.

  156