Особенно,... 
62 
Еще куртяга… Ее тоже не мешает забрать. Бобрик тяжело засопел, переворачивая охотника со спины на бок и выдергивая его руки из рукавов брезентовой куртки. Вот теперь все нормально, он натянул на голову капюшон, засучил рукава. Подняв ружье, ткнул стволом в горло охотника, уже открывшего глаза.
— Слышь ты, скотина, — сказал Бобрик. — Лежи тут еще полчаса и не чирикай. Если пикнешь или вздумаешь свалить раньше хоть на минуту… Пощады не жди. Догоню и кончу. Башку отстрелю на хрен. Понял меня, гад?
Охотник молча кивнул головой.
***
Гостевой домик оказался ветхой лачугой с шиферной крышей, местами поросшей мохом. Короткая труба пускала серенький дымок, значит, внутри кто-то есть, сидит у печки или разогревает обед. Краснопольский подумал, что ненастная погода, этот дождь, зарядивший с утра, сейчас на руку.
Остановившись, Приз прислонился плечом к сосне, с этой позиции, с откоса, вся картина как на ладони. Справа камышовые заросли, по ним к реке спускается узкая тропинка. В сторону леса выходит одно окно, видимо второе окно — на реку. Внизу по тропинке к дому приближались Месяц с Кеглей. Они увидели, как взмахнул рукой Краснопольский, и правильно поняли знак: дом в зоне прямой видимости, все под контролем, теперь спешить некуда. Приз поднес палец к губам, рукой показал Месяцу на его спутника, махнул ладонью в сторону дома, мол, пусть Кегля шлепает туда, встанет у двери.
Кегля закивал головой, мол, все понял. Краснопольский и Зачес, прячась за деревьями, начали спускаться вниз по склону. Окно в сторону леса, по существу, единственный путь к отступлению. Если Бобрик решит драпануть, он высадит стекло и раму, попытается уйти в лес. Этот путь будет отрезан. До хижины оставалось метров тридцать, не больше, когда Краснопольский, обернувшись назад, сказал:
— Все, дальше не пойдем. Если Бобрик в доме, деваться ему некуда. Только одна просьба: не шмаляй ты из своего помповика. Из этого ствола ты парня в решето превратишь. Вот этого достаточно.
Приз покачал открытой ладонью, на которой лежал полуавтоматический «браунинг»девятого калибра.
— А если он первый шмалять начнет? — Зачес шмыгнул простуженным красным носом. — Мне что, лапки кверху поднимать?
— Нет у него ствола, — Приз поморщился: чужие страхи — это как заразная болезнь, привяжется и не отстанет. — Нет и быть не может.
— Почему это? — упорствовал Зачес. — Ствол у каждого может быть на кармане.
Приз не ответил, присев на корточки, он наблюдал за домом и окружающим пространством. Месяц сошел с тропинки в камыши, высунул оттуда ствол карабина.
Кегля, опустив пистолет, кошачьими шагами двинулся к дому, остановился у двери и долго вслушивался в звуки: радио не играет, человеческих голосов не слышно, только в печке потрескивали дрова. Кегля дважды выслушал подробные инструкции своего босса, что и как нужно делать. Ничего мудреного. Нужно с близкого расстояния прострелить Бобрику колено или локтевой сустав. Чтобы от боли на стенку полез. Но не добивать. Остальным займется сам Месяц и его московский друг.
Стоя перед закрытой дверью Кегля неожиданно испытал приступ волнения, так всегда случается, когда до цели остается пару шагов, и нельзя облажаться. Отлепившись от стены, Кегля поднял руку с пистолетом до уровня плеча, толкнул дверь ногой. Жалобно скрипнули ржавые петли, пахнуло сырыми дровами и едким дымом. Кегля переступил порог, оставив дверь открытой. Всего одна комната, пространство небольшое, но дыма столько, будто нарочно забили дымоход или топят по-черному. Напротив него на земляном полу стоит несколько бесформенных мешков, прикрытых брезентом, ведро и закопченный чайник.
— Эй, есть кто-нибудь? Хозяева?
Ни ответа, ни привета. Он шагнул вперед, остановился, чтобы глаза привыкли к полумраку. Два подслеповатых окошка занавешены темными сатиновыми тряпками, света в комнате почти нет и еще этот проклятый дым, разъедающий глаза. Кегля вытер набежавшие слезы, сморгнув, сделал несколько шагов вперед. Кажется, на левой койке под грудой тряпья угадывается человеческая фигура, точно, там кто-то есть. Кегля взял лежанку на мушку, поднял с пола палку с обугленным концом, которой шуровали в печке. Вытянув вперед левую руку, попытался палкой сбросить с лежанки грязный ватник. Тряпье зашевелилось. Непроизвольно Кегля напряг руку, согнув указательный палец, нажал на спусковой крючок. Пистолетный выстрел прозвучал неестественно громко, пуля вошла в груду тряпья на кровати, вырвала из телогрейки клок ваты.
62 
