В глубине души все присутствующие в Кроксдейл-Парке дамы, а особенно обе соседки Рейберна по столу, которые за обедом пытались флиртовать с ним, были убеждены, что ни одна женщина, которой он подарил свою благосклонность, не отвергнет его ради другого мужчины, а уж тем более ради мужа.
– А леди Давенпорт знает о вашей помолвке? – с любопытством спросила хорошенькая блондинка.
Рейберн промолчал – ему не хотелось посвящать кого-либо из гостей графа Кроксдейла в свои личные дела. На самом деле он написал Элоизе письмо и отправил его в Лондон с вечерней почтой.
В своем послании он благодарил ее за ту дружбу, которую она ему подарила, и выражал надежду, что будет счастлив с Виолой.
«Я чувствую, что пришла пора обзавестись женой, которая поможет мне в моей политической карьере, – писал далее Рейберн. – И Виола Брэндон как раз та девушка, которая чрезвычайно подходит мне в этом отношении – и во всех других!»
Письмо было составлено таким образом, что Элоиза была вольна понять его как угодно, а постороннему человеку, вздумай он заглянуть на эти страницы, и в голову не могло прийти, что автор письма и его получательница еще недавно были любовниками.
– О нашей помолвке любой человек узнает уже в понедельник, – спокойно ответил Рейберн в ответ на вопрос любопытной блондинки. – Сообщения появятся в разделе светской хроники «Тайме» и «Пост».
– Возможно, это ранит сердце Элоизы сильнее, чем смерть Джорджа, – высказала дерзкое предположение блондинка.
– Как вы, однако, язвительны! – с упреком произнес Рейберн.
– Но я ведь женщина, а большинство из них именно таковы, – задорно отозвалась она. – Ваша беда, мистер Лайл, заключается в том, что вы слишком привлекательны, а это не дает покоя нашему чувствительному полу!
– Ваши слова льстят моему мужскому самолюбию, – парировал он, – но весьма низко оценивают мои моральные принципы!
– Просто после женитьбы вам придется вести себя более осмотрительно, – посоветовала Рейберну неугомонная блондинка, – хотя бы первое время.
В последней фразе содержался совершенно откровенный намек. Впрочем, Рейберну и так было известно, что брачные узы не накладывали на мужчину слишком строгих обязательств.
С женщинами дело обстояло совсем иначе.
От них требовалось безукоризненное поведение по крайней мере в течение нескольких первых лет супружества, и лишь по окончании этого сорока. когда у женщины появлялись дети, она была вольна вести себя более свободно – при условии, разумеется, что имени ее не коснется какой-нибудь скандал.
Все это было Рейберну отлично известно и воспринималось как должное. Сейчас же он впервые задумался над тем, каким, в сущности, варварским кодексом поведения руководствуется современное, на первый взгляд цивилизованное, общество.
Сколько сердец было разбито в угоду этим неписаным жестоким законам! А Виола, такая невинная и бесхитростная! Сможет ли она выжить в мире, где все построено на лжи и коварстве, где легкомысленный флирт почти узаконен и даже внебрачные связи уже никого особенно не удивляют?..
«Ничего страшного! – попытался успокоить себя Рейберн. – Повзрослеет и привыкнет…»
И тут же подумал, что как раз ему-то это вряд ли понравится. Нет, он не хотел бы видеть, как постепенно меняется Виола, как она становится похожа на всех остальных светских дам, постоянно занятых ловлей мужчин в свои сети!
Эти бездушные кокетки ведут хладнокровный счет поверженным мужским сердцам, подобно тому как их мужья хвастаются количеством фазанов, убитых ими на охоте!..
Нет, не о такой жене мечтал Рейберн Лайл, и он очень надеялся, что, если вдруг помолвка не обернется розыгрышем, который был так удобен сейчас им обоим, и их с Виолой соединят крепкие супружеские узы, она никогда не станет похожей на этих светских львиц, которых он так хорошо знал.
Уик-энд, роскошный и ленивый, неспешно катился дальше, и Рейберн с каждым часом все больше осознавал, насколько разительно отличается Виола от остальных присутствующих в Кроксдейл-Парке дам. На их ярком, раздражающем глаз фоне, сотканном из всевозможных цветов и оттенков, она была подобна тоненькому светлому лучу, который ласкает взор, греет душу и сердце.
По мнению Лайла, в Виоле была какая-то одухотворенность, которой он до сих пор не встречал ни в одной женщине и которую даже не предполагал найти в существе столь юном. Кроме того, она, несомненно, была гораздо умнее и начитаннее, чем ему показалось вначале.