Особенно,... 
55 
– Ну, что скажешь в свое оправдание? – строго спросил майор.
– Бред! – отрезал Онищенко.– Ты что думаешь, я вот так подошел к Печенке, при всех его долболобах потребовал бабки и еще угрожал?
– Я не думаю,– отрезал Артиллерист.– Это прокурор думает, а я довожу до твоего сведения, понял? Кстати, о прокурорах. Тебя в прокуратуру вызывают.
– Кто, Логутенков?
– Нет. Из Центрального.– Артиллерист пожевал губами, решал: говорить, не говорить? Решил не говорить.
У Онищенко тут же возникло нехорошее предчувствие.
– В общем, ты, это, отправляйся. Там все объяснят,– буркнул майор.
Предчувствие не обмануло опера. Дело, из-за которого он в свое время перевелся в ОРО, теперь всплыло опять.
Дело было гнилое. Но очень неприятное. И при скверном раскладе могло обернуться для Онищенко не только увольнением из рядов, но и приличным сроком. Да, все знали, что дело липовое. В том числе и в прокуратуре. Все понимали, что на Онищенко просто давят, чтобы он не мог нормально работать по другому делу, в результате которого очень серьезный человек может спокойно оказаться за решеткой в качестве заказчика убийства. И не один, а с коллегами по бизнесу. Понимать-то понимали, но на прокурора давили сверху, а тот, в свою очередь… Если бы Онищенко рискнул и довел дело до суда, суд мог его и оправдать. Все, как всегда, зависело от судьи. Но Онищенко отлично знал: повлиять на судью еще проще, чем на молоденького прокурорского следака. Например, судью можно запугать. Или проплатить. И в обоих случаях вектор влияния будет исходить не от Онищенко.
Короче, Онищенко сообщил киллеру, что больше не может держать его в изоляции. Киллер тут же аннулировал свои показания, что, впрочем, ему не помогло, поскольку, оказавшись в общей камере, киллер умер через три дня. «Сердечная недостаточность». Онищенко подал заявление о переводе в Красногвардейский ОРО. Ключевой свидетель по его делу изменил показания. Дело закрыли. Конечно, зря Онищенко не довел его до суда. Но он был абсолютно уверен, что вопрос исчерпан.
Оказывается, нет. Главный свидетель опять притащился в прокуратуру, заявил, что больше не может держать грех на душе. Нехороший Онищенко его, свидетеля, запугал и заставил… В общем, теперь он, свидетель, говорит только правду, и пусть восторжествует закон.
Одного Онищенко не мог взять в толк: кому он на этот раз перебежал дорожку. Суржиным занимается «убойный». Плятковский с таинственным Николаем? Сомнительно, мелкая сошка. Щепкин? С заявлением он поспел вовремя. Теперь для Онищенко каждое лыко – в строку. Но для самостоятельных действий… Кто он такой, Печенка? Рядовой бригадир. Нет, это явно не уровень Щепкина. Полные непонятки!
Онищенко позвонил Логутенкову, пожаловался. Тот обещал помочь, поговорить в Центральном: все ведь люди, понимать должны… Но и Логутенков не мог взять в толк, кому Онищенко пришелся не по вкусу. Если из-за Суржина, то бить должны по Филькину. В крайнем случае, по самому Логутенкову. При чем тут Онищенко?
– Ты с Филькиным виделся? – спросил Логутенков.
– Нет. Я же уезжал.
– Да, верно.
– Надо будет, сам меня найдет,– сказал Онищенко.– Стар я за ним бегать.
Логутенков спорить не стал. Сами разберутся.
– Работать-то будешь? – спросил он.
– Если не отстранят.
– А если отстранят?
– На дачу поеду. Погода хорошая. Рыбку половлю, отдохну. Второй год без отпуска.
– Да уж,– вздохнул Логутенков.– Нет худа без добра.
Глава девятая
Тащились каждый по-своему. Заморенная Светка мечтала в углу. Николай пыхал, Кошатник пустил по трубе «винта», а Славик растворил в стакане водки два зеленых «колеса», вскарабкался на обмотанную утеплителем трубу и сидел на ней верхом, болтая ногами. Его прикалывало, что если глядеть с трубы вниз, кажется: до пола метров двадцать.
Внимания на него не обращали. Николай черной гелевой ручкой срисовывал в блокнот символы из книги по магии. Книга была на английском, и в обычном состоянии Николай не мог ее читать, а под анашу все становилось понятным.
Кошатник взобрался на стул, сдвинул немного прикрывающую окно фанерку и онанировал, разглядывая ноги проходивших мимо котельной женщин.
– Я опять с дьяволом разговаривал,– ни к кому не обращаясь, задумчиво проговорил Плятковский.
– Это когда? – флегматично поинтересовался Николай.
– Сегодня… Когда гулял.
– А почему «опять»? – спросил лидер.
Плятковский оставил вопрос без внимания.
55 
