С ходу на этот вопрос не ответишь.
Валерий встал со скамейки, покинул двор, вышел на проспект, остановился. Да, с ходу не ответишь, но есть некто, способный подсказать.
Опасаясь, что мобильник может прослушиваться, Валерий подошел к автомату.
– Васек, это тезка.
– Здорово! Проблемы? – удивительное чутье у господина Усташева.
– Да. Скажи, ты с Грустным беседовал?
– Не понял? – Васек, похоже, слегка обиделся.– Я ж сказал: перетру! – заявил он сердито.– Я за базар отвечаю, запомни!
– Извини. Я хочу спросить: как он воспринял?
– Как? Опечалился! – Васек хохотнул.
– Да неужели? – Валерий попытался подстроиться под тон собеседника.– А как опечалился? На понтах?
– Какие понты? – удивился Васек.– Кто он, а кто мы! Забудь. Какие у тебя проблемы?
– Наехали,– лаконично ответил Валерий.
– Кто?
– Вот это я и выясняю.
– Сам цел?
– Естественно. У меня к тебе такой вопрос, тезка: ты можешь мне Горшкова найти? Только очень быстро!
– А чего его искать? – удивился Васек.– Его моя наружка пасет. В офисе он.
– Охрана мощная?
– Как у Клинтона. Он без четырех бодигардов срать не сходит! И бодигарды у него реальные. Такие туши! Я туда человечка послал: присмотреться. Тот сказал: дело дохлое. Разве что из базуки. Когда Горшок выходит, они улицу секут во всю длину. А с другой стороны – парк. Бесполезняк, короче! Если хочешь его грохнуть, даже и не пытайся.
– А где его офис?
– На Таврической. Хочешь с ним побазарить? Не советую.
– Не о чем нам базарить! – отрезал Васильев.
– Значит, все-таки грохнуть? Есть идеи?
– Есть. Но нужен он мне – живой.
– Офуел?
Удивил Валерий господина Усташева, очень удивил.
– Ты мне адрес скажи,– потребовал Васильев.– А дальше я сам разберусь. Не в первый раз.
– Бля! – задумчиво изрек Васек.– Я и забыл, как ты умеешь. Только учти: Горшок в три раза круче Костромы и в десять раз ссыкливей Мусы.
– Учту,– перебил Васильев.– Адрес давай. У меня счетчик тикает.
– И сколько натикало? – поинтересовался Васек.
– На пару жизней.
– Ладно, запоминай…
Через двадцать минут Васильев уже любовался названным домом. Хорошим домом, старинным, с балкончиками, лепкой, стрельчатыми изящными окнами, из которых открывается вид на Таврический парк.
Как явствовало из бронзовых табличек на центральном подъезде, внутри располагались страховая компания, филиал банка и фирма с загадочным названием «Елпекс электро». Стоянки не было, и гладкие туши иномарок тюленями выползали на тротуар.
Тренькнула трубка.
– Мы на месте,– сообщил Петренко. И уточнил: – На углу Суворовского.
– Иду,– ответил Васильев.
– Ах ты лапонька! – Здоровенный бандюган стиснул Танину ногу.– А что у нас там запрятано? – Лапа полезла под халат. Таня рванулась и замычала, но привязали ее качественно. И кляп-тряпку запихнули чуть ли не в самое горло.
Будь неподалеку Петренко, он непременно узнал бы в бандюгане того, кто так удачно смылся от него в клинике «Одиссей».
– Прекрати, Мирон,– сухо произнес усатый, тот, что выбил у нее пистолет. Этот на бандита не походил. К сожалению. В Мирона она бы не промахнулась.
– Да ладно, Машина! – буркнул Мирон.– Она тебе кто? Жена?
Но руку убрал.
– Выйди,– негромко сказал усатый.
– Много на себя берешь,– проворчал Мирон.
Усатый молчал. Выразительно молчал.
Недовольно бурча, толстошеий Мирон встал и вышел из кухни, а усатый уставился на Таню. Причем ее голые коленки его абсолютно не интересовали. Глаза у него были – как кусочки тусклого стекла. Он не держал обиды за то, что Таня в него стреляла. И ударил он ее только один раз. В самом начале. Но он был – страшный!
– Я знаю, ты больше не будешь кричать,– сказал он и выдернул тряпку у нее изо рта.
И Таня не стала кричать. Она старалась не смотреть на усатого. Прислушивалась к звукам на улице, к храпу папаши за стенкой (вкололи какую-то дрянь), негромким голосам в ее комнате. Там шел обыск.
– Он приедет? – спросил усатый.
– Он тебя убьет,– резко сказала Таня.
Усатый чуть заметно усмехнулся. Он не боялся. И хотел, чтобы она тоже это знала.
– Нет, это я его убью,– сказал усатый.– Не знаю только, сразу убью или сначала захочу поговорить.
– Это ты его не знаешь! – выкрикнула Таня.– Ты думаешь, ты первый, да? Ты думаешь…
Усатый хлестнул ее по щеке. Не очень сильно, для острастки.
– Я не думаю,– произнес он, когда девушка умолкла.– Я знаю. И знаю, что тебя уже брали в заложницы. Но сейчас есть одно очень важное отличие.