30 
Хряп! – и телохранитель Застенова осел на асфальт. Монах не стал тратить времени на обыск, подхватил Мишу и оттащил на тротуар.
– Садись в машину, парень, – сказал он весело. – Наш командир хочет с тобой побеседовать.
– А кто ваш командир? – спросил Алеша.
Почему-то он совсем не испугался. Сообразил: вряд ли это хлебаловские шестерки.
– Много говоришь! – из темноты вынырнул еще один, низенький, с коротким автоматом в руке.
– Садись, садись, – здоровенный, которого назвали Монахом, подтолкнул Шелехова. – По дороге все узнаешь.
Алеша резко отбросил руку Монаха:
– Я спросил! – выкрикнул он, приготовившись драться. Он был уверен: стрелять в него не станут.
Монах заколебался. Нет, справиться с пацаном он мог бы даже со связанными руками, но что скажет Бессон? Да и не хочется его бить – храбрый парнишка!
На тротуаре глухо застонал Миша.
– Крепок! – одобрительно произнес Уж. – Садись в машину, парень, не то его дружки набегут.
А командира нашего Ванькой-мстителем зовут. Может, слыхал?
– Читал! – буркнул Алеша. – Бессмертные вирши! – И плюхнулся на заднее сиденье.
Когда Миша поднялся на ноги, мерса уже и след простыл. Миша взялся было за телефон, но выругался и сунул его обратно. Если мальчишку сцапают, ничего хорошего им со Стеной не светит. Так что пускай катятся. Хлопцы шустрые. Глядишь, и через посты на выезде проскочат. Не убили – и ладно. Бог даст – сочтемся.
С этими мыслями, потирая затылок, Миша отправился к хлебаловскому особняку. Следовало найти Веню и сообщить о происшедшем.
Глава десятая
Тихая теплая ночь. Одинаково приятная для слабых и сильных мира сего. Привычное жужжание насекомых (как сказано у классика), запах поздней сирени. Пьяные вопли и визгливое хихиканье. Ржавая тарелка фонаря, давно разбитого кирпичом.
Алеша не без интереса поглядывал на одноэтажные, низенькие домики за кривыми заборами. Его новые знакомые тоже поглядывали. Но без интереса. С подозрением.
Мерс они бросили. Загнали в один из глухих тупичков на окраине. И теперь быстрым шагом двигались по узкой улочке, между этих самых заборов, под перетекающий от двора к двору собачий лай. Иногда навстречу попадались пьяные компании, но инцидентов не возникало. То есть предпосылки наблюдались, но как только в поле зрения попадал автомат на плече Ужа, обитатели никитской слободки моментально становились пацифистами.
– Вообще-то, чужим здесь болтаться нежелательно, – заметил Уж, еще когда они вылезли из машины.
– Особенно ночью, – подхватил Монах, испытующе глядя на Алешу.
Что он мог разглядеть в бледном лунном свете?
Шелехов промолчал.
– Но у нас есть пропуск, – сказал Уж и хихикнул.
– Универсальный, – уточнил Монах.
– Как отмычка, – сказал Уж.
– Не надо о грустном, – проворчал Монах. – Пошли. До нашей тачки еще час топать.
На полпути их нагнал трактор с прицепом. Притормозил.
– Подвезти, мужчины? – поинтересовался из прицепа звонкий голосок.
– А по пути? – весело осведомился Монах.
– А тут одна дорожка! – ответили ему.
– Вдоль речки – и в кусты! – подхватил другой женский голос.
– Годится, – откликнулся Монах и полез в прицеп. За ним – Алеша. Уж, вызвав одобрительные возгласы, одним прыжком, по-гимнастически, перемахнул через борт. Автомат он, совершенно непонятно каким образом ухитрился спрятать под куцей курточкой.
Вдоль бортов были набиты доски. На них, смутно белея лицами, расположились четверо женщин, возраст которых Алеша по ночному времени определить не взялся бы. Но – не девочки. Двое дымили сигаретками.
– Куда путь держим на ночь глядя? – весело спросил Монах.
– На смену, красавчик. А ты?
– Домой, красавица.
– А чьих же ты будешь, красивый да языкатый?
– Курганские мы.
– Да ну? А что ж не по прямой дорожке едешь, а околицами топаешь?
– Да мне так спокойней.
– Ой ли? И не боишься? У парней наших жальца востры!
– Ты слушай, слушай, – сказала другая женщина. – Про жальца Надька те лучшей всех расскажет!
– А у меня на всякое жальце хитрый выверт имеется! – Монах пересел на противоположную лавку, поближе к говорливой Надьке, зашептал ей на ухо. Та рассыпалась смехом.
Алеша трясся на жесткой скамье, одной рукой держась за холодный борт, второй придерживая на коленях сумку с компьютером стоимостью три с половиной тысячи фунтов и думал, что такое может быть только в России: с кожаных сидений «шестисотого» – на струганую доску в тракторном прицепе.
30 
