41 
– Мне надо прогуляться, – возразил Алеша. – Я же сутки за компьютером просидел. В Англии…
– Здесь не Англия.
– …И в Никитске…
– Здесь не Никитск! Алеха, в Никитске, в центре, по вечерам гулять – без проблем. Твой опекун – говно свинячье. Но всю шпану и шушеру по окраинам разогнал, чтоб ночному бизнесу не мешали. Кого менты поймают – отмудохают до полусмерти. А то и в Юрь кинут с железом на ногах. А в ментах у него – та же шпана, только прикормленная. И ворье прикормленное за всем этим кагалом присматривает. И каждому место указано: кто под кем ходит.
– Феодализм, одним словом, – определил Шелехов.
– Угу. А здесь, в Ширгороде, – беспредел. Так что от прогулок воздержись. Салават, конечно, доски о башку ломает, но один в поле не воин.
– Я тоже кое-что умею, – заметил Алеша.
– Рад за тебя, – Бессонов хмыкнул. – Ладно, я поехал. Буду завтра. Если что – напрягай Ленечку. Пока!
– До свиданья.
Глава четырнадцатая
Катерок они позаимствовали на одном из причалов, а подвесной мотор и пару весел – прямо из сторожки. Сторож мирно похрапывал, распространяя запах отработанного портвейна, а собаки отнеслись к похитителям дружелюбно – их не так часто баловали телячьей вырезкой. Уж один разок ковырнул отмычкой устрашающих размеров навесной замок – и катерок, плоская жестянка мышиного цвета, обрел свободу.
Напарники тихонько, на веслах, отошли от причала. Вдоль бортов добродушно ворчала вода. Берег тут же потерялся во тьме. Теплая, бархатная ночь дышала покоем.
«В такую ночь надо любить, а не стрелять», – подумал Уж.
В его жизни было много таких ночей, но, увы, – стрелял он чаще, чем любил.
Опираясь на звезды и интуицию, они повели катер к фарватеру. Не ошиблись: через несколько минут слева загорелся красный фонарь: бакен. Сивый дернул стартер: мотор фыркнул, откашлялся и затрещал, вмиг разогнав все очарование летней ночи. Катерок проворно побежал вверх по течению.
Мимо прошла баржа. Ее длинная туша проволоклась в десяти метрах от катера, запрыгавшего на волнах. Еще один бакен. Сивый размотал веревку с кусочками пенопласта, бросил за корму, вытравил метров двадцать, затем втянул обратно. Добрый дедовский способ определения скорости.
– Через час будем, – сказал он. – Если мимо не проскочим.
Не проскочили. Проскочить было мудрено. Над островом огромной световой метлой крутился прожектор.
– А вот это уже лишнее, – пробормотал Уж.
– Сеть, – произнес Сивый.
– Разумно, – согласился Уж.
Они отошли к берегу. Здесь луч слабел да и на фоне камышей катер был не так заметен, как на водной глади.
Пройдя вверх по течению еще метров триста, они снова вышли на стрежень, вырубили движок и забросили сеть. Катер медленно дрейфовал мимо острова. Помимо большого прожектора на мачте, на острове имелись еще два поменьше. Один озарял причал с пришвартованным сторожевиком и двумя дюралевыми катерами. Второй высвечивал дорогу от пристани к воротам. Ворота выглядели внушительно. Так же как и забор. Так же как и темно-зеленый поджарый сторожевик с рыльцами спаренных пулеметов на носу и корме. За мгновение до того, как прожектор накрыл катер, Уж спрятал бинокль и лег на банку, изображая спящего. Он рассчитывал, что островитяне надеются на прожектор и не пользуются в этот момент приборами ночного видения. Если он ошибся, достаточно одной очереди из пулемета, и эта жестянка ухнет на дно. С двумя трупами.
– Нахрапом не взять, – изрек Сивый, когда течение утащило их достаточно далеко. – Даже если уйдет эта пограничная дура.
– А зачем ей уходить? – Ленечка спрятал бинокль в мешок. – Лично мне она нравится.
Сивый подумал немного.
– А что? – сказал он. – Можно попробовать.
Он врубил мотор, и катер понесся вниз по реке.
Спустя полтора часа он уже покачивался на прежнем месте, на цепи, а движок с веслами стояли в сторожке. Не хватало только некоторого количества бензина. А сторож по-прежнему спал: лодки в Ширгороде воровали намного реже, чем автомашины.
– Мальчики, угостите шампанским! – молоденькая ресторанная шлюшка плюхнулась на соседний стул и продемонстрировала два раза по полметра загорелых ляжек. – Вы ведь не жадные, мальчики?
Обращалась она главным образом к Салавату, чья бритая шишковатая голова, утопающая в буйволиной шее, и припухлость под мышкой идеально соответствовали ширгородскому образу настоящего мужчины.
41 
