Глава сороковая

– Это Аленка! – сказал Бессонов, выслушав сбивчивое описание. – Однозначно!

– Вот Лехе будет сюрприз! – заметил Монах. – Берем?

– Охренел? Их там за два десятка!

– Ну и что? – поднял бровь Монах. – Четверых мы уже угондошили.

– Пока троих, – уточнил Салават и кивнул на пленника. Тот задрожал.

– Салават, к дереву его привяжи, – сказал Бессонов. – Давай отойдем. Воняет от него.

– Может, я его зарежу? – предложил Салават. – Это быстрее.

– Я сказал: привяжи к дереву! – рявкнул Бессонов.

Дисциплина, мать ее так! Уже и Салават в пререкания вступает!

– Монах, тебе задача такая: отсюда до шоссе километров двадцать. И еще километров двадцать до Никитска. Из Никитска связываешься с Лехой, докладываешь обстановку. Времени тебе на все про все пять часов. Не заблудишься?

– Может, лучше Салавата послать? – предложил Монах. – Он бегает шустрее.

– Зато у тебя шустрее язык! – раздраженно произнес Бессонов. – А там на дорогах патрули. Этих, – кивок в сторону хутора, – ищут по полной программе. Уже два раза вертушка пролетала. Забыл, что ли?

– Забудешь! – хмыкнул Монах. – Вон она снова летит! Ба! Да она гражданская! И снижается!

Они успели подбежать к опушке, как раз когда вертолет, действительно, гражданский, а не военный, приведя в полное неистовство собак, опустился на покос перед домом. На борту машины теперь без труда можно было разглядеть эмблему ширгородской рыбинспекции. К противнику прибыло подкрепление.

Разумеется, половина хлебаловских тут же вывалила встречать. Лопасти вертолета постепенно замедляли мах, но из летающей машины никто не выходил.

– Что-то тут не так… – пробормотал Бессонов. – Но почему бы нам не повеселиться… – добавил он, ловя на мушку сгрудившихся на крыльце хлебаловцев.

Его опередили: со стороны леса, пятьюдесятью метрами правее, там, где укрывался Сивый, прогрохотал автомат – и опрокинул сразу четверых хлебаловцев, тех самых, на крылечке.

– Гаси! – гаркнул Бессонов, полоснул по двоим, у сарая (одного достал), и сразу переместился метров на шесть вправо, так что ответная очередь досталась бедному малиннику.

Коротко ударил автомат Салавата, разнеся оконное стекло. В доме кто-то завопил… Но хлебаловцы уже опомнились: в окно второго этажа высунулся хобот пулемета и принялся поливать опушку, нашаривая свинцовой струей рассредоточившихся «братьев-разбойников».

– Вертушка! – сказал Миша. – Похоже, не военная.

– Думаешь, наша? – спросил Хлебалов.

– Почему бы и нет? Гонец ваш по срокам как раз успевает. Ефим Асланович тянуть не станет.

– А твои разведчики как? – спросил Хлебалов.

– Скоро вернуться должны. Я им на прочесывание три часа отпустил. Видно, не нашли ничего пока. Связи у нас нет: мобильники здесь не ловят, а насчет раций я как-то не сообразил! – сокрушенно добавил он.

– Ничего, – успокоил его Хлебалов. – Ты и так сработал отлично. Без тебя нас всех бы уже приговорили!

– Стараюсь, Николай Григорьич! А-а! Что я говорил! Наша вертушка! Рыбницкая!

– Рыбинспекции? – Хлебалов потер успевший обрасти щетинкой череп. – Бортовой номер какой?

– Не видать отсюда! Но эмблему вижу!

Хлебалов прикинул: у рыбинспекции было шесть типовых машин. Две – на Песчаном, одна – в ремонте, одну сбили месяц назад Ванька-мститель с приятелями, одна наверняка досталась федералам в Праздничном, одна – в личном распоряжении Юматова. Скорее всего, это она и есть…

Снаружи прогрохотала очередь. Миша отшатнулся от окна, присел. Еще выстрелы…

– Из вертушки бьют? – хладнокровно осведомился Хлебалов.

Миша осторожно глянул через край подоконника.

  78