Особенно,... 
100 
— Почему? Разве ты не заметил, мы даже спать вместе стали чаще?!
— А тебе это нравится?
— По правде говоря, нет. Я ценю качество больше, чем количество.
— Тогда выброси эти глупости из головы и стань прежней.
— На тебя не угодишь! — Она, хлопнув дверью, ушла в спальню. Но с удовольствием погрузившись под теплое одеяло, она про себя чему-то довольно улыбнулась, приняла решение месяц посидеть на фруктах и провела ночь с журналом «Immunology» под подушкой. Как всегда, он придавал ей решимости.
Похудеть оказалось трудно. Она стала голодать и довела себя до гастрита. Вес снижался, но кожа портилась. Пришлось ей обращаться в косметологическую клинику. Она старалась, а кое-какие мелкие невыгодные детали убрал пластический хирург. После его вмешательства она стала выглядеть лучше, чем раньше. На Серова она теперь все чаще смотрела с усмешкой, перестала с ним разговаривать вечерами и все чаще одна ложилась в постель. А потом у нее снова поднялась температура, и он просто не знал, что с этим делать. Друг Валерка уже несколько раз произнес вслух страшное слово «сепсис», потому что характер лихорадки был именно такой, но посев крови ничего не показал, и этот диагноз отпал. В больницу Наташа ехать не хотела, визиты отца не помогали, и Серов просто измучился, не зная, что делать. Однажды он пришел с работы и застал Наташу за странным занятием: она сидела за письменным столом и с закрытыми глазами вкривь и вкось писала какие-то бумажки. Ее щеки были мокрыми от слез, и она даже не трудилась их вытирать. Он открыл было дверь в ее комнату, но она его не заметила и он не стал входить. Разорванные бумажки он потом нашел в мусорном ведре. На всех было написано одно и то же: «Славик Серов, я тебя прощаю!» Он пожал плечами и выкинул бумажки в помойку.
Неизвестно, что тогда помогло, лекарства ли, стимулирующие иммунитет, или дурацкие бумажки, но через некоторое время Наташа пошла на поправку. Температура постепенно стала снижаться и вскоре достигла нормы. Вот тогда Наташа и попросилась на море.
— Мы и так уже задержались в этом году! — сказала она. — Я оформлю отпуск на неделю, бери билеты!
Он ехать не хотел, но решил не спорить. К тому же он чувствовал, что сам тоже устал. Неделя на море и ему бы не помешала.
И вот теперь они лежали на пляже, молчали, и вдруг Наташа сказала:
— Знаешь, жить хорошо! А ведь скоро придется готовиться умирать. Когда думаешь об этом, это хуже, чем сама смерть!
— Еще не скоро… — Он не сразу нашелся что сказать. А она и не требовала ответа. Просто задумалась.
— Зачем я лечу больных? Чтобы они входили в ремиссию, чувствовали себя лучше, а потом снова начинали путь к смерти? Чтобы снова переживали горести? Может быть, уж лучше все пережить в один раз?
Он возразил:
— В жизни ведь есть не только горести, но и радости! Не нам судить о том, зачем и сколько человеку жить. А зачем тогда светить солнцу?
Она промолчала, очевидно, что-то решая для себя.
Он пошел к пляжной кафешке и принес теплую от солнца бутылку «Изабеллы», два пластмассовых стаканчика и тарелку с чебуреками.
— Ешь и пей, — сказал он. — Женщинам свойственно рефлексировать. Меньше думай — будешь здоровее!
— Ты что, хочешь сказать, что все мужчины живут простыми инстинктами?
Он не хотел становиться на скользкую тему, слишком хорош был солнечный день. Да и вся неделя пролетела как один миг.
— Я схожу искупаюсь, — сказал он.
— И я с тобой!
Наташа тоже помчалась в море. Вода обжигала кожу. Немного проплыв, она повернула назад, растерлась полотенцем и с аппетитом начала есть.
— Никогда ничего вкуснее не ела! — Она залпом выпила полстакана вина. А потом опять задумалась, затосковала, поскучнела и запросилась домой: зачем они взяли обратные билеты на три дня позже, чем планировали, да еще на поезд? В Москве много дел, она и так долго проболела… Больные, аспиранты, родители, Катя… Решено было менять билеты на самолет. Они придумали, что послезавтра уедут на целый день в Адлер и улетят оттуда вечерним рейсом.
На следующее утро на сочинской электричке он с удовольствием уехал хлопотать о билетах. Ему хотелось побыть одному. А Наташа решила с утра прогуляться по парку, спуститься к морю и, если вода будет теплая, вдоволь поплавать.
Она спускалась по белой лестнице мимо магнолий и слушала, о чем гортанно судачит спрятанный за кустами маленький овощной базар. Продавцы орехов, ранней клубники, зелени и вина никак не могли поделить торговую площадь. Наташа проскользнула мимо них, остановившись на минуту, чтобы купить длинный красный палец орехов, обмазанных отвратительно липкой фруктовой патокой. Такую штуку из гигиенических соображений никогда не позволяли ей есть в детстве. Сейчас она купила ее всем назло. Синее платье с рисунком, напоминающим зеленые водоросли, привезенное из-за границы, как нельзя лучше подходило к сияющему дню. Две обогнавшие ее девчушки вдруг громко засмеялись, и она подумала, что их рассмешило, что взрослая тетка, то есть она, гулко шлепает по ступенькам сабо на пробковой подошве и смачно выковыривает зубами орехи из патоки, но, присмотревшись, поняла, что ошиблась. Их внимание относилось вовсе не к ней. Впереди ее по лестнице спускался симпатичный парень с прекрасной спортивной фигурой и тащил на плече дорогой фирменный велосипед. Видно, парень, взяв велосипед в этот край вечной лени, просто не знал, что чего-чего, а велосипедных дорожек здесь нет. Угол наклона местности позволял лишь носить велосипед, но никак не ездить на нем. Это, видимо, и вызвало смех девиц. Собственно, этот необычный груз также привлек и внимание Наташи. Она, поравнявшись с парнем, открыто улыбнулась, тоже оглядев в первую очередь велосипед, чуть приподняв поля желтой соломенной шляпы, и уже потом перевела веселый взгляд на его владельца. У того было не по годам серьезное, даже мрачное лицо. И он вдруг неожиданно остановился, стянув с потного носа солнцезащитные очки. Наташа сразу узнала знакомые черты.
100 
