52 
«Очень смахивает на молодого ученого, кандидата наук, как их изображали в кино в середине шестидесятых, — подумала Наталья Васильевна, — но мне ли не знать, что большинство настоящих ученых небриты и нечесаны, ходят в грязных рубашках, руки моют нечасто, а на их ногти просто противно смотреть. И вот как-то устроено, что в головы именно таким, внешне совсем неприглядным грязнулям, приходят самые остроумные мысли! А мы, рафинированная и ухоженная публика, способны только на малое — отшлифовывать алмазы чужих идей. Чистюли всегда слишком большое внимание уделяют мелочам».
Она улыбнулась и вспомнила, что, когда ей предстояла важная и неотложная срочная работа, она надевала старый, довольно потрепанный фланелевый халат, исчислявший свой возраст десятками лет, и меховые ободранные тапки и в таком виде могла работать часами. Муж и дочка знали, что, когда она пребывает в этаком виде, к ней лучше с посторонними делами не подходить. В это время в домашних делах она не участвовала. И к ней не приставали — слишком долго надо было бы вводить ее в курс дела.
«Но все-таки хорошо, — подумала Наташа, — что во мне всегда была жилка рационального».
Благодаря этой жилке она могла теперь дать работу тем, кто не мог бы прокормить себя своими глобальными идеями, и тем, у кого вовсе не было никаких идей, но кто верно служил науке, стоически моя в концентрированной кислоте лабораторную посуду и ухаживая за животными.
Наташа знала свои достоинства. Абстрактный факт, замеченный и описанный кем-то другим, в ее голове трансформировался в идею, которую она тут же воплощала в жизнь с несомненной пользой для больных. Только она могла найти применение голой идее, и благодаря таким поворотам ее мысли в науке успешно развивалось целое направление и чувствовали себя нужными десятки людей.
Она никогда не могла понять, почему ее поколение журналисты часто называли потерянным. Она представляла, что большинство людей известных, тех, кто действительно чего-то стоил — от бизнесменов до политиков, — как раз и были из ее поколения или чуть старше. Если и было среди ее сверстников множество пьяниц, то в нынешнем поколении, к которому принадлежала ее дочь, алкоголизм существовал в тех же масштабах, да еще с лихвой перекрывался наркоманией. В этом смысле новое поколение она считала более потерянным. А в целом социальные проблемы ее по большому счету не волновали. У нее было порядком хлопот с отдельной личностью каждого пациента.
Алексей украдкой продолжал разглядывать Наташу и не мог надивиться. И на улице она выглядела гораздо моложе своих лет, а здесь, в ресторане, освещение совершенно скрывало ее возраст. К тому же у Наташи были высокие скулы, и они держали овал лица, как у молоденькой девушки. Она никогда не боялась распускать волосы, и теперь их темная волна и синий, с металлическим отблеском модный костюм прекрасно подчеркивали ее стройную шею. Руки с тщательно сделанным маникюром спокойно лежали на столе, и любой мог бы сразу понять, что физический труд предназначен не для них.
Наташа опустила веки и снова медленно подняла их. Перламутровые полукружия с темной бахромой ресниц, поднимаясь, как занавески, открывали глаза — агатовые светила. Собеседника тут же приковывало взглядом к ее глазам. Наташа знала, что этот прием действует безотказно. Нужно было только, чтобы объект, разумеется, мужского пола, на который она хочет воздействовать, находился рядом. Добившись восклицанием или паузой, чтобы он посмотрел на нее, она с постоянным успехом приводила в действие свой метод. Эти знания дались Наташе не просто так — путем наблюдений и довольно сложных манипуляций со светом и зеркалом. Опыты такого рода она начала проводить, работая уже в Москве, после того как вышла за Серова замуж. Добившись первых успехов, в какой-то момент она застопорилась в своем продвижении вверх. И ничего не могла сделать, пока не поняла — ей трудно обойти плотно сидящих на местах мужчин. У нее уже тогда было свое направление в науке. Ей нужна была собственная лаборатория. Она не могла выбить под нее деньги. Можно было быть сколько угодно бунтаркой и мужененавистницей, феминисткой или кем-то еще, но чтобы делать карьеру, женщине необходимо считаться с мужчинами. Мир и так состоит из них наполовину, а в науке мужчин вообще гораздо больше, и волей-неволей приходится их раздвигать. Ни за что они не пропустят женщину вперед, если будут считать ее себе ровней. Независимо, просто ли они пропускают ее в дверь кабинета или пропускают для того, чтобы она этот кабинет заняла. Они могут пропустить вперед женщину только тогда, когда безусловно перестанут видеть в ней соперницу.
52 
