Особенно,... 
48 
Подобного вопроса Остин ожидал меньше всего, поэтому даже слегка растерялся, хотя заметил, как Лорен быстро опустила взгляд.
Ее тоже интересует этот вопрос! — промчалось в его голове, и в ту же минуту его сердце сладко сжалось: значит, он не ошибся там, наверху, и Лорен действительно заинтересовалась им.
— У меня нет обручального кольца, — с легкой улыбкой взглянул он на Фейт. — И я не женат.
— Ух ты, — удовлетворенно и в то же время многозначительно протянула она. — А может, ты…
Договорить ей не удалось.
— Фейт, дай же человеку позавтракать! — не выдержала Лорен.
Фейт открыла было рот, чтобы что-то сказать, но затем внимательно посмотрела на Лорен и закрыла. Правда, лишь на минутку.
— Конечно-конечно, — произнесла она совсем другим, слащавым тоном. — Я вот и кофейник вам поближе принесу, вдруг захотите еще кофейку. — Поставив кофейник на стол, Фейт не удалилась, а принялась вырывать страницы из какой-то замусоленной книги, которую мимоходом взяла с кухонной полки. — Вы ешьте, ешьте, я сейчас уйду. Только бумагой сковородку хорошо и вычистишь. А мыть я не люблю, потом все пригорает.
— Все-таки вандал ты, Фейт! — обронила Лорен, наблюдая за ее действиями. — Что творишь!
— А, это старая книжка. Ее еще моя бабка начала трепать. Вы же мне не разрешили взять ни единой, даже самой плохонькой книжонки из ваших запасов, вот и пришлось привезти из дому свою.
— Дед тебе старые газеты дал, — напомнила Лорен, отправляя в рот ломтик оладьи.
Однако Фейт качнула головой.
— Газеты не годятся, краска мажется. А старые книги в самый раз.
Пока шел этот разговор, Остин скользнул взглядом по ближайшей выдранной странице и прочел там следующее:
«…В жизни бывают моменты, когда человеку богатому не на что купить себе пропитание. Так и случилось с Сен-Флораном: он имел четыреста тысяч франков в своем бумажнике и ни единого экю в кармане…».
Остин подавил мрачную усмешку. Ситуация почти как у него самого — двести семьдесят шесть тысяч долларов в сумке и немного наличности в бумажнике. Правда, есть кредитная карточка, но толку от нее никакого, потому что счет заблокирован.
Он думал, что Фейт провозится со сковородкой не меньше часа, но она справилась за пять минут. Затем вымыла руки, сняла передник и двинулась к выходу.
— Мне пора, у меня дома сегодня большая стирка. Ровно в одиннадцать выключишь духовку, но мясо не вынимай, пусть томится.
— Понятно, — кивнула Лорен.
— Картошку вечером в микроволновой печке разогреешь. Все, будьте здоровы, в понедельник приеду! — С этими словами, отдельно улыбнувшись Остину, Фейт скрылась в коридоре.
Выждав, пока стихнет звук удаляющихся шагов, Лорен со вздохом произнесла:
— Всем хороша, но обожает сплетни. Если бы не это, цены бы ей не было.
— Судя по запахам, кухарка она действительно замечательная, — сказал Остин, думая о том, что Фейт наверняка раззвонит о нем всем своим знакомым. — И оладьи выглядят очень аппетитно.
— Ешь, пока не остыли. Намазывай джемом, поливай сметаной и…
— Лорен! — решительно произнес Остин.
Ее длинные ресницы взлетели, взгляд полыхнул пронизанными солнцем изумрудами.
— Что?
Остин вздохнул.
— Мне нужно серьезно с тобой поговорить.
15
— Ну вот, теперь ты знаешь все, — подытожил он долгий рассказ, глядя на Лорен, которая сидела с широко раскрытыми от удивления глазами.
На ее тарелке лежали давно остывшие оладьи. Впрочем, то же самое относилось и к его собственной порции оладий.
— Значит, в той сумке, — качнула Лорен головой куда-то наверх, — что стоит возле кровати…
— Пачки долларов, — кивнул Остин. — Я еще должен придумать, как их вернуть и чтобы мне поверили. Для этого требуется какое-то время, потому что сейчас все считают меня едва ли не организатором ограбления. — После короткой паузы он добавил: — Странно, что вам с дедом ничего не известно об этом деле, я все время опасался быть опознанным кем-нибудь из вас. Или той же Фейт. В общем любым, кто смотрит телевизор.
— Мы-то как раз не смотрим, — пробормотала все еще не пришедшая в себя после услышанного Лорен. — То есть дед подолгу сидит перед телевизором, но смотрит не телепрограммы, а видео, в основном старые фильмы. Врачи запретили ему волноваться, вот он и перестал смотреть новости.
— А ты?
48 
