Особенно,... 
59 
– Вы американка. Охраняемый биологический вид, особенно теперь. – Он посмотрел на тряпку. Кровь перестала течь. – Не следует недооценивать противника, фрейлейн.
– Не следует недооценивать и меня. Если бы я не пришла домой, он бы вас прикончил.
Он предпочел промолчать. Ее нервы были явно напряжены до предела.
Квартира была перерыта сверху донизу. Одежда выброшена из шкафов, бумаги разбросаны по столу и по полу, чемоданы перевернуты. Не сказать, что и до того здесь был порядок, подумал он, – грязная посуда в раковине, батареи бутылок (в большинстве своем пустых) в ванной, беспорядочно сваленные вдоль стен пожелтевшие экземпляры «Нью-Йорк таймс» и «Тайм», изрезанные немецкими цензорами. Найти что-либо в них было бы настоящим кошмаром. Сквозь грязные тюлевые занавески просачивался слабый свет. Каждые несколько минут стены сотрясались от проходящего мимо поезда.
– Это, наверное, ваш? – спросила она, достав из-под стула «люгер» и держа его двумя пальчиками.
– Да. Спасибо. – Он забрал пистолет. У неё был дар ставить его в дурацкое положение. – Что-нибудь пропало?
– Вряд ли. – Она огляделась вокруг. – Правда, не уверена, что я бы заметила.
– А то, что я дал вам прошлой ночью?..
– Ах, это! Оно было здесь, на полке камина. – Пробежала рукой по полке и нахмурилась. – Оно же было здесь…
Он закрыл глаза. Когда открыл, она улыбнулась во весь рот.
– Не волнуйтесь, штурмбаннфюрер. Оно у моего сердца. Как любовное послание.
Она, отвернувшись, расстегнула кофточку, а когда снова повернулась к нему, в руке у неё был конверт. Он поднес его к окну. Конверт был теплым на ощупь.
Он был длинный и узкий, склеен из толстой бумаги – ярко-голубой с бурыми пятнами от времени. Роскошный, ручной работы, напоминающий о прошедших временах. Ни имени, ни адреса.
Внутри находились маленький медный ключик и письмо на толстой, как картон, голубой бумаге под цвет конверта. В правом верхнем углу вычурный оттиск: «Цаугг и Си, банкиры, Баннхофштрассе, 44, Цюрих». Единственное предложение, отпечатанное внизу, гласило, что податель сего является совладельцем счета номер 2402. Письмо датировано 8 июля 1942 года. Подписано Германом Цауггом, директором.
Марш прочел его ещё раз. Неудивительно, что Штукарт прятал его в сейфе – германскому гражданину под страхом смерти запрещалось без разрешения Рейхсбанка открывать счет за границей.
Он сказал:
– Я беспокоился за вас. Пару часов назад пробовал дозвониться, но никто не отвечал.
– Меня не было, занималась исследованиями.
– Исследованиями?
Шарли снова широко улыбнулась.
Марш предложил погулять в Тиргартене, обычном месте встреч берлинцев, желающих поговорить вдали от посторонних ушей. Даже гестапо ещё не было в состоянии напичкать парк «жучками». У подножия деревьев из грубой травы выглядывали желтые нарциссы. У Нойерзее детишки кормили уток.
Она рассказала, что выбраться из дома Штукарта оказалось легко. Вентиляционный люк выходил на поверхность почти на уровне земли. Эсэсовцев не было. Они все собрались перед фасадом. Так что она просто прошла вдоль здания до боковой улицы, где поймала такси и добралась до дому. Полночи она ждала его, перечитывая письмо, пока не запомнила наизусть. Пробыв дома до девяти часов, решила больше не ждать.
Она спросила, что стало с ним и Йегером. Он ограничился рассказом, что их привезли в штаб-квартиру гестапо и утром отпустили.
– У вас неприятности?
– Да. Теперь расскажите, что вы откопали.
Сначала она пошла в публичную библиотеку на Ноллендорфплатц – теперь, когда её лишили аккредитации, ей больше ничего не оставалось. В библиотеке есть справочник европейских банков. «Цаугг и Си» все ещё существует. Он по-прежнему помещается на Баннхофштрассе. Из библиотеки Шарлет пошла в посольство США переговорить с Генри Найтингейлом.
– Найтингейлом?
– Вы видели его вчера вечером.
Марш вспомнил – молодой человек в спортивной куртке, взявший её руку в свою.
– Вы ему ничего не сказали?
– Разумеется, нет. Но в любом случае он достаточно осторожен. Ему можно доверять.
– Я предпочитаю сам решать, кому можно доверять, – возразил он разочарованно. – Он что, ваш любовник?
Она моментально замкнулась.
– Что это ещё за вопросы?
– У меня на карту поставлено значительно больше, чем у вас, фрейлейн. Значительно больше. И я имею право знать.
59 
