– «Лимпопо», – пробурчал Мат-Мат, шумно хлебая суп.
– Точно! – заорала Катерина и бросилась к телефону.
– А логотип, – вслед ей заорал Мат-Мат, – гнилой лимон в шляпе!
– Андрей Андреич! – крикнула Катерина в трубку. – Это я, Ункулункулу Мбондо! Хорошо, что узнал! Значит так, магазин называем «Лимпопо», а логотип – гнилой, нет, просто лимон в шляпе! Да, я гений! Да, креативу научить невозможно! Да, ещё минимум пять месяцев я вас не брошу! Что?! Разбежался с женой? Что так на старости лет? Ой, после стольких лет жизни! Зануда?! Мой тоже зануда. Курить не даёт и кормит варёным луком. Да ты что? Так и сказала, что ты лысый козёл, который её не ценит? Нет, ну мой до такого пока не докатился. С перчатки всё началось? – Катерина плюхнулась со всего маха на стул. – Какой ещё перчатки? Ты потерял подаренные ею перчатки? Одну?! Прошлой весной? А какая она была? Чёрная, кожаная, очень даже не новая. Слушай, какая мелочная у тебя женщина. – Покосившись на Мат-Мата, Катерина нырнула с трубкой в спальню. – Слушай, Андреич, твоя долбаная перчатка находится у меня. Если бы не она… я не взяла бы тогда отпуск, не попала бы в передрягу, не ждала бы сейчас ребёнка, и… у тебя бы не было этого шикарного названия магазина – «Лимпопо»! Приезжай, забирай свой трофей и мирись с женой. Если человек дорожит твоим отношением к своим подаркам, с этим человеком нельзя разбегаться! Всё. Целую тебя в твою роскошную лысину. Пока.
Она вышла из спальни с видом нашкодившей девочки.
Мат-Мат мыл на кухне посуду.
– Что, шушукаемся с начальством? – спросил он, оттирая намыленной губкой тарелку.
– Но ты же шепчешься со своим Фёдорычем в ванной по телефону практически каждый вечер!
– Сравнила! – фыркнул Мат-Мат. – То Фёдорыч, а то Андреич! Кстати, если бы не Фёдорыч, фиг бы бабушка Матильда получала раз в месяц свою любимую «белую пыль». Где это видано, чтобы по распоряжению генерала-майора «рассыпуху» по адресу доставляли? Проникся мужик!
– Вот и Андреич проникся! Хочет быть крёстным папой нашему пацану.
– Боже упаси! – Мат-Мат чуть не грохнул тарелку. – Боже упаси! Лысый, толстый, старый крёстный папа! Ну нет! Крёстным папой будет Фёдорыч!
– А он не лысый?
– Нет.
– Не толстый?
– Нет.
– Не старый?
– Нет!
– Слышь, познакомь!
Он замахнулся на неё полотенцем и погнал по комнатам, нагнав, как обычно, в спальне. Она плюхнулась на атласное синее покрывало, и он всё же шлёпнул её полотенцем по ляжке. Потом сел рядом и сказал:
– Я вот всё время думаю, беби, он будет беленький или чёрненький – наш пацан?
– Я думаю, беленький, – сказала Катя.
– А я думаю, чёрненький, – возразил Мат-Мат.
– У Зойки родился рыжий, – задумчиво произнесла Катерина.
– А у Верки как баклажан, – продолжил Мат-Мат.
– Найоб их, кстати, навещает обеих и платит шикарные алименты. Женщины очень довольны.
– Тут пол Москвы этим Найобом довольны, – усмехнулся Мат-Мат.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. У меня работа такая – всё знать.
– Значит, всё-таки чёрненький, – нахмурилась Катерина.
– Фига с два! – заорал Мат-Мат. – Беленький! Весь в меня!
– Врачи говорят, что абсолютно не понимают, как я могла забеременеть.
– Ха! Врачи. Да что они понимают в этом?!
– Кит! Ну Кит!
– Ну что?
– Ну зачем ты опять купил ей мороженое?! Это четвёртое мороженое, которое она ест за сегодня, а ведь нет ещё и двух часов дня!
– Пусть ест! Она никогда раньше не ела мороженого!
– Пусть есть! – кивнула маленькая кудрявая темнокожая девочка лет четырёх.
– Диатез! Диабет! Диа…
– …рея, – подсказал Сытов Лике, которая хлопала себя по бокам руками как глупая курица крыльями. Никогда раньше Сытов не видел, чтобы Лика так хлопала себя по бокам руками.
Они шли по узкой полоске пляжа, утопая по щиколотку в белом песке. Справа мирно плескалось Красное море, слева возвышались огромные пальмы – самые настоящие пальмы, которые в Египте на каждом углу, которые вечно зелёные, гордые, неприступные, и нереально большие. Было где-то плюс пятнадцать – нормальная температура для африканской зимы. На Сытове были шляпа и шорты, на Лике – шляпа и шорты, и на девочке – шортики и широкополая розовая панамка.
– Кит, хватит шляться по побережью, пойдём в отель, скоро обед.
– Пусть ребёнок подышит свежим воздухом. Пусть полюбуется на свою историческую родину.
– Пусть, – повторил ребёнок и уронил мороженое в песок.