Господи, какая она была!
У неё была тонкая талия, грудь, которая выпирала сильно и непослушно, борясь с тонкой тканью платья. У неё были длинные ноги с тонкими щиколотками и высоким подъёмом, шея Нефертити, руки – сильные, нервные, с красивыми пальцами без нелепых длинных ногтей, и розовые, нежные, совсем беззащитные ладони. У неё были буйно-кудрявые волосы, осанка царицы и кожа! Кожа – волшебно-коричневая, неземного, инопланетного оттенка. И нрав у неё был… кроткий у неё был нрав, хотя она упорно хотела доказать обратное.
Март на допросах даже мысленно потискал её, поцеловал чуть повыше коленки, где красовался огромный расчёсанный волдырь от тюремных клопов, потом усадил её мысленно на свою кухню, напротив себя в халатике, растрёпанную – полюбовался и решил: нет, не для него. Слишком дорого она одета, слишком внутренне свободна и слишком сильно чувствует свою женскую силу. Хоть и кроткая, но не пригнёт головы, не вынесет ни его билетно-кассовую маму, ни его самого, обременённого малооплачиваемой государственной службой. Ведь не зря все её возлюбленные – богатые старички. Хотя… уж он бы отмазал эту Катерину Ивановну, если бы она согласилась на то, чтобы он потискал её, поцеловал, а потом растрёпанную, в халатике усадил напротив себя на своей кухне пить с ним чай с засахаренным вареньем.
Жаль, что её пришлось отпустить за недостаточностью улик, жаль, что у него нет возможности часто видеть её.
…Скука смешалась с тоской, которая подогревалась тем, что с минуты на минуту должна была придти мать и начать гундеть про «фак ю», про «наследственность», и особенно про то, что она, наверное, никогда не уйдёт на пенсию, а так и помрёт в своём Доме культуры за кассовым аппаратом.
Март встал, помыл блюдце, чашку, вышел в длинный захламлённый коридор, скинул там тапки, поймал ногами раздолбанные ботинки и вышел из дома.
Пожалуй, он сегодня ещё поработает.
Пожалуй, он человек, который отдыхать не умеет.
Он решил, что съездит всё-таки ещё раз в тот крутой дом, поговорит с охранником, порасспрашивает соседей. Может, кто-нибудь вспомнит что-нибудь важное про того переодетого типа, вымазанного коричневой краской.
У шлагбаума Март задержался, чтобы представиться и показать удостоверение охраннику. Он уже успел так сформулировать вопрос, что этот парень в камуфляже наверняка бы почувствовал себя незаменимым помощником доблестных органов, как сзади вдруг загудел трубным басом чёрный «Мерседес». Охранник ткнул какую-то кнопку, шлагбаум медленно пополз вверх, но чёрный «мерс» не тронулся с места, продолжая призывно гудеть. Март оглянулся – богатый урод вёл себя нагло и шумно. Тонированное стекло плавно опустилось, и огромная белая лапа приветственно замахала Марту. Марта это озадачило. Он терпеть не мог встречаться со своими бывшими подследственными, пусть даже и благодарными.
– Март! – заорал тип из «мерса». – Март, это ты?!
Март нехотя направился к «Мерседесу». Дверь резко открылась, и навстречу ему выскочил огромный, немного грузный, светловолосый тип. Март последовательно признал в нём сначала некогда очень популярного телерепортёра, потом своего удачливого отличника-одноклассника, затем закадычного друга по игре в песочнице – Никиту Сытова.
– Ты меня узнаёшь?! – Никита радостно ударил Марта по плечу так, что тот отлетел назад, к будке охранника. – Ты меня узнаёшь?!!
– Узнаю, – кивнул Март, не разделяя восторга. Он удивился такой бурной радости Сытова. Близкая дружба их связывала только в самом раннем детстве, когда они играли в одном дворе. Сытовы жили в соседнем доме, в отдельной, роскошной квартире и занимали иную ступень на пресловутой социальной лестнице. Но в раннем детстве это совсем ничего не значит, и они до одури носились вместе, удирали от дома подальше, и тогда их мамаши, наплевав на свой разный статус, носились по окрестностям, выкрикивая их имена. Это потом, уже в школе, Сытов осознал свою избранность. Не то, чтобы он стал избегать Марта, он просто перестал его замечать. Затем Март был свидетелем его блестящей телевизионной карьеры, потом Сытов исчез куда-то с экрана, и вот… встретив Марта, орёт от радости, толкает в плечо.
– Узнаю, – кивнул Март и постарался улыбнуться.
– Ну, ты даёшь! Все одноклассники стали толстыми, лысыми дядьками, а ты таким и остался!
Для Марта это была больная тема – что он «таким и остался», но он улыбнулся и сказал:
– И ты… хорошо выглядишь! Ты живёшь в этом доме?