145 
Карантаев вышел из-за стола, с каменным лицом пересек кабинет и повернул ключ в замке. Сычева отпрыгнула от двери, с замиранием сердца давая ему совершить это страшное действие. Не меняя выражения лица, капитан развернулся и попер на нее буром – широко расставляя ноги, раздвинув руки и выпятив вперед квадратную челюсть.
Сычева попятилась, наткнулась на стол, обошла его, но тут же наткнулась на кресло, чуть не упала, но тоже справилась, обошла... Дальше был подоконник, окно и высота третьего этажа.
Карантаев шел на нее и не было никаких сомнений в его абсолютно животных намерениях.
Сычева вскочила на подоконник, опрокинула жухлый цветок в железной банке из-под консервированных помидор и завизжала...
Карантаев поймал ее за ноги, спустил на пол, стал тискать, мять и ломать, а она все визжала с нарастающим удовольствием.
Потому что никто, никогда в жизни ее так нагло и жадно не домогался.
У капитана были идеально вычищенные ботинки, гладко выбритый подбородок, а его затылок пах каким-то жутко фантазийным парфюмом. Похоже, он серьезно готовился к нападению на свидетельницу – этот новоиспеченный капитан.
– Да не визжи ты так, – прошептал он, блаженно закрывая глаза. – Меня же с работы уволят! На что мы жить-то с тобой будем? Я ведь делать больше ни фига не умею, только бандитов ловить!
Сычева заткнула ему рот самым банальным способом – поцелуем.
И хоть бывший лейтенант и готовился к грубому нападению – губы у него оказались по-прежнему крепко солеными.
Словно закуска к пиву.
* * *
Глеб догнал их уже у дороги.
Афанасьева и Татьяна ловили такси.
Пока он в коридоре раскуривал трубку, они спокойно прошли мимо него и... теперь ловили такси, словно его, Афанасьева, не существовало!
Да ладно бы просто ловили, а то еще и весело щебетали, и даже не оглянулись – вышел он из здания РОВД, или нет.
Они весело щебетали, а Сычева осталась там, в кабинете, с быдловатым, коренастым капитаном, который пыжился за своим драным столом от своей мнимой значительности и поминутно морщился, потирая раненое плечо, подчеркивая свой героизм и свои заслуги перед Отечеством.
Афанасьев отлично видел, как засветилась счастьем Сычева, когда коротышка-капитан мерзким голосом приказал ей остаться.
Афанасьев отчетливо слышал, как повернулся ключ в замке, когда дверь за Сычевой закрылась.
– А в комнатах наших сидят комиссары,
И девочек наших ведут в кабинет, – пропел под нос себе Афанасьев и остановился у окна, чтобы раскурить трубку. Сил не было, как хотелось курить, но в кабинете этого Карантаева он не мог позволить себе раскурить трубку. В таких кабинетах только «Приму» смолить...
Черт, черт, черт...
Он был молод, красив, интересен, в шикарном костюме, роскошном галстуке, в ботинках, которые пускали солнечных зайчиков, с мефистофелевской бородкой, с дьяволом в черных глазах, с должностью – вот уже как неделю! – главного редактора международной газеты «Власть», с окладом, от которого счастливо замирало сердце, а бабы, его бабы...
Одна в кабинете с капитаном визжит, другие две... ловят такси, хохочут и даже не оглянутся.
Черт, черт, черт!!
А ведь он рисковал жизнью, когда ринулся их спасать. Он не забаррикадировался в квартире, не ушел через чердак, а сел в машину к убийцам, головорезам, чтобы только не получить к завтраку три гроба со своими девчонками. Он рисковал нисколько не меньше, чем этот подраненный, напыщенный Карантаев.
Оказалось, что если что-то ради кого-то сделаешь, то... нет, не то чтобы благодарности ждешь, но отчего-то больно до слез от растраченного впустую героизма, которого никто не заметил. Оказалось, что отпускать от себя и терять то, во что вложено хоть самая малость душевных сил – обидно и больно. Может, поэтому бабы так тяжело переживали его уходы? От того, что они-то вкладывали, а он только пользовался и наслаждался?..
Во всяком случае именно поэтому он догнал Тань у дороги, именно поэтому не смог просто уйти.
– Слушайте, – пробормотал Афанасьев, – слушайте, это черт знает что. Уже неделю я живу совершенно один!
– С кроликом! – поправила его жена и рассмеялась. – И потом, тебе ли жаловаться-то?! У тебя шикарная должность с шикарной зарплатой! Да за тобой любая...
– Мне не нужна любая! – почти завизжал Глеб и этот визг никак не подходил к его костюму, к его галстуку, к его должности и зарплате. Он понял это, поймав удивленные взгляды прохожих и тише, консервативнее, респектабельнее сказал:
145 
