68 
– Игнатьев! – заорала она. – В Москве что, опять глобальная энергоавария?!
Игнатьев ей не ответил. Сычева посмотрела на него через множество перегородок – было видно, что он сидит за компьютером.
«Какого черта он пялится в темный экран?!» – подумала она раздраженно.
Делать было нечего, Сычева побрела между стеклянных перегородок в обратном направлении.
– Как ты думаешь, это надолго? – спросила она Игнатьева, когда до него было рукой подать.
Он опять не ответил и это было странно, но еще было более странным было то, что, оказывается, он сидел не за своим компьютером, не за своим рабочим столом, а за столом Глеба.
– Игнатьев! – дрогнувшим от волнения голосом позвала его Сычева.
Игнатьев не шелохнулся. Она двинулась к нему, с каждым шагом понимая, что что-то не так, что нужно бежать отсюда подальше, не вдаваясь в подробности... Она и побежала бы, если бы Игнатьев сидел за своим столом, а не за столом Глеба, она и побежала бы, но все, что касалось Афанасьева, касалось и ее. Сычева ускорилась, рванулась к Афанасьевскому столу, но тут же остановилась, потому что от ужаса остановилось сердце, а дыхание перестало быть насущной необходимостью.
«Черт бы тебя побрал, ты же пару минут назад махал мне рукой!» – промелькнула мысль.
«Откуда у тебя в груди черная дырка?»
Игнатьев сидел, откинувшись на спинку стула, глаза его были полуприкрыты, а то пространство, которое оставалось от глаз, было – жутким, стеклянным, мертвым. Руки у него висели вдоль тела так, словно это были чужие руки, приставленные к нему из другого конструктора – кисти чересчур крупные, локти неестественно вывернуты, в плечах словно сломан какой-то шарнир.
«Пульс можно не проверять, – снова мелькнула мысль. – У живых руки так не висят».
Рубашка у него на груди набухла от крови, крови было немного и почему-то она была вовсе не красная, а ярко розовая – может быть, это голубизна ткани так повлияла на цвет?..
Страшная черная дырка в том месте, где принято думать, что бьется сердце, тоже говорила о том, что пульс можно не проверять.
Сычева зажмурилась и заорала – не вслух, про себя. Она визгливо, по-бабски прооралась, успев отметить при этом, что монитор перед Игнатьевым тоже черный и мертвый, а ящики стола выдвинуты и перерыты.
Она попятилась, нащупывая на груди мобильник, но сделать ничего не успела. Звериное чутье швырнуло Сычеву под стол. За секунду до выстрела она успела заметить сбоку какое-то мимолетное движение и распластаться на полу, оказавшись лицом у начищенных ботинок Игнатьева. Послышался стук, удар, и в стекле напротив расползлась паутина трещин с маленьким отверстием в центре. Потом снова свист, стук, удар – и звон вдребезги разбитого стекла.
Сычева вдруг поняла, что если будет продолжать лежать, ее расстреляют тут как кролика с близкого расстояния. И хорошо, если попадут как Игнатьеву в сердце, а вдруг – в голову, вдруг – в лицо?! Тогда ее обезображенную покажут крупным планом по телевизору с какими-нибудь гнусными комментариями типа: «молодую сотрудницу международной газеты „Власть“ неизвестный преступник расстрелял на рабочем месте».
Она вскочила и побежала. Ноги заученно несли ее по знакомому, до автоматизма изученному маршруту, точно зная где повернуть, что обогнуть, где притормозить и где разогнаться. Главное – выскочить из стеклянного лабиринта, впрочем, может быть, именно он сейчас и спасал: трудно попасть в мечущуюся, бегущую зигзагами цель.
Неожиданно Сычева вспомнила, что в сумке у нее пистолет. Она уже было сунула за ним руку, но вдруг подумала, что понятия не имеет как им пользоваться. Кажется, его надо снимать с предохранителя. Но пока она разберется что снимать и откуда, ее десять раз грохнут. И потом, она понятия не имеет, заряжен он или нет.
Сзади снова звонко и угрожающе весело разбилось стекло. Кто-то гнался за ней, яростно высаживая наугад всю обойму.
«Не хочу умирать», – решила Сычева.
«Не хочу, даже если от Глеба остались рожки да ножки. Уж как-нибудь я найду смысл в этой жизни даже без Афанасьева», – появилась некрасивая мысль.
Она сделала последний рывок и выскочила в коридор. Коридор был прямой и короткий, как спринтерская дистанция. Если успеть его проскочить до того, как в нее всадят пулю, она спасена. Дальше – лестница. Вряд ли кто-то рискнет расстреливать ее там из пистолета с глушителем, потому что на каждом этаже есть камеры наружного наблюдения. Во всяком случае кто-то ей говорил, что они там есть.
68 
