82 
Но все это она сделает, только если ей будет дарована жизнь.
Может, перед смертью ей удастся повидать Глеба? Эта мысль не принесла облегчения. Вернее, она даже добавила паники и заставила сердце биться сильнее. Впервые в жизни ей захотелось быть подальше от Афанасьева.
Нужно попробовать дотянуться до ручки, открыть дверь и выброситься из машины. Если двери не заблокированы, это единственный шанс...
По миллиметру продвигая руку, Таня дотянулась до ручки, пальцами потянула ее на себя. Дверь оказалась блокирована.
Хвостатый гнал машину, щуплый курил, носатый жевал. Никто не обращал на нее никакого внимания, будто она была вещью, в которой пока нет надобности.
Выход из ситуации по-прежнему был один – на то свет.
У кого-то затренькал мобильный, исполнив веселенький похоронный марш.
– Говорите, – не отрываясь от руля, сказал хвостатый, видимо у него была система «хэндс фри» и в ухе торчал наушник.
Некоторое время он молча слушал, что ему говорят, потом сказал:
– Понял. Свяжусь с тобой позже. – И газанул так, что мотор захлебнулся, а машина рванулась вперед. Затем он резко сбросил скорость и ровным голосом, без интонации произнес:
– Козлы. Безмозглые твари. Вы взяли не ту бабу.
Повисло молчание. Только движок урчал, словно сытый кот.
Таня перестала дышать. Что значит то, что сказал хвостатый?
Ее с кем-то спутали?!
Интересно, этот факт ускоряет, или откладывает ее смерть?
– Вы взяли не ту бабу, уроды!! – заорал водитель.
– Леший, этого не может быть, – Таня не видела, кто это говорит, но голос дрожал. – Леший, ты же сказал, к скамейке ведет только одна дорожка. Примерно через час по ней пойдет баба – молодая и привлекательная...
Несмотря на ужас, сжавший сердце, желудок и горло, Таня улыбнулась: за «молодую и привлекательную» приняли ее, Афанасьеву! Умирать с этой мыслью было гораздо легче.
– Скоты! Это левая баба!!
– Что делать, братва? – спросил другой голос. Он был гораздо спокойней, чем первый, видно, не очень-то боялся этого Лешего.
Хвостатый разродился бранью, которую Таня предпочла бы не слышать. Свою тираду он завершил словами «мочить ее надо».
Мочить?!
Ее?!
Да, выход один. Нет, выхода два – в ад или в рай.
Странно, что такая безобидная клуша, как она, погибнет в криминальных разборках. И все-таки, здорово, что ее приняли за «молодую и привлекательную».
– Ну, пулю я на нее тратить не буду, – сказал тот голос – уверенный и спокойный. – Нос, вышвырни просто ее из машины!
Щелкнул центральный замок, чьи-то руки схватили Таню поперек туловища и толкнули навстречу несущемуся асфальту.
То, что мечтала сделать она сама, сделали за нее, но все равно это был путь на тот свет.
Таню швырнуло, закрутило, перевернуло, юбка парашютом закрыла голову. Страшно не было и больно не было, только вспышка, удар и – хорошо.
Эй, где вы – тот, перед которым держать ответ? Я готова. Только, чур, не на сковородку, я устала, я хочу отдохнуть...
* * *
Сознание вернулось внезапно.
Словно кто-то нажал внутри нужную кнопку, разум вернулся, и Таня открыла глаза.
Было темно, только маломощная лампочка освещала вход в какой-то подъезд. Она лежала на куче земли. Похоже, эта куча ее и спасла. Осенью во многое дворы привозят чернозем для газонов.
На зубах скрипела земля, в носу, в глазах, ощущалась земляная пыль.
Вот счастье-то – гора чернозема! Спасибо вам там, на небе, если, конечно, я не сломала себе позвоночник.
Таня приподнялась на локтях и стала себя ощупывать. Вроде все цело – только ушибы, ссадины и кровоподтеки. Больно, но не смертельно.
Афанасьева проползла пару метров на четвереньках – так, для разминки, – потом обнаружила, что она вполне может идти. Пошатываясь и спотыкаясь, но идти!! Таня хотела позвонить Сычевой, но поняла, что ни сумки, ни телефона у нее нет. Она оставила ее в «Хаммере», когда бросилась к Овечкину.
Таня шла, пытаясь понять, в какой части города она находится.
Что ей делать? Обратиться в милицию? Толку-то! Заявить, что неизвестно кто налетел на нее, затолкнул в неизвестно какую машину, а потом вышвырнул за ненадобностью? Она долго шла дворами и переулками, пока не вышла на хорошо освещенную улицу. Никто не обращал никакого внимания на ее разодранную, грязную блузку, на ободранные лицо и руки. Она шла и шла, пока рассвет не сделал серыми улицы.
82 
