– Прости, что разбудил. Скажи, в каких ещё популярных изданиях появится моя рожа в этом месяце?
– В «Домашнем камине», в «Космополите», в «Кролике», – перечислила Элка. – А что?!
– Ужас. И я везде в льняном пиджаке?
– Ты везде рядом со мной, – ледяным тоном ответила Элка.
– Слушай, а ведь нас с тобой ещё для какой-то телепередачи снимали, – вспомнил я.
– Для программы «Домашний любимец», – напомнила Элка.
– Домашний любимец – это я?!! – ужаснулся я.
– Нет, это наша собака.
– Фу, слава богу. В чём я там был, напомни.
– В халате от Валентино и тапочках от Юдашкина.
– Эти ребята не гнушаются тапочками и халатами?!
– Слушай, Бизя, что ты от меня хочешь?
– Я хочу понять, как долго меня будет узнавать каждая собака на улице.
– Думаю, бесконечно долго, – зевнула на том конце Элка. – Ты, что называется, засветился. Может, бороду отрастишь для конспирации?
– Поздно. Я без бороды уже на работу устроился.
– Ну, дело хозяйское. Мне не спрашивать, в какой город ты улетел?
– Нет.
– А куда устроился на работу?
– Тоже нет.
– Может, тебе нужны деньги?
– Мне нужно, чтобы от меня все отстали.
– Все – это я?!
Я нажал на отбой.
Все разговоры с Бедой для меня в последнее время стали большим испытанием. Даже если нужно было всего лишь спросить, вскипел ли чайник, выяснялось, что я уделяю ей слишком мало внимания и не хочу прислушиваться к её мнению. Когда чайник всё же вскипал, я уже не очень хорошо помнил его предназначение, зато успевать дать Элке согласие поехать на выходные в Куршевель, а до этого молчать три дня, ходить на цыпочках и спать в прихожей на раскладушке, чтобы она успела дописать свой новый роман.
Я помассировал виски, чтобы снять напряжение после разговора с Бедой.
Едва я почувствовал себя сносно, как зазвонил мобильный телефон на дисплее которого высветилось «Беда».
– Слушаю, – сухо сказал я.
– А можно, я скажу журналистам, что ты изменил мне с Ксюшей Собчак, и поэтому мы решили пожить отдельно? – заискивающе пропела Элка.
– Только не с Собчак, – испугался я. – Она мне как сестра.
– Тогда с кем из знаменитостей ты хотел бы мне изменить? Пресса не отстанет, пока не узнает причину, по которой я осталась одна! Не могу же я на весь мир заявить, что мы просто друг от друга устали!
– Почему не можешь? – задал я наиглупейший вопрос.
– Потому что от звезды устать невозможно! Её можно только променять на другую звезду!!! – заорала мне в ухо Элка. – Немедленно говори, с кем ты хочешь мне изменить!
– Ладно, тогда с Собчак, – вздохнул я. – Она хоть книжки не так часто пишет как все остальные.
– Я всегда знала, что ты никогда меня не любил, – трагически прошептала Беда и отключилась.
Я опять помассировал виски, обследовал дом на наличие камер, и, не найдя ни одной, спокойно направился в душ. Через пятнадцать минут предстояло знакомство с Прохором.
Я побрился, переоделся в спортивный костюм и лёгкой трусцой побежал на лужайку перед бассейном.
Он не пришёл ни через десять, ни через двадцать минут.
Я занервничал, обежал лужайку по периметру и даже заглянул в бирюзовую глубину бассейна. Что делать, если воспитанник в богатом доме не является на занятия, я не знал. В школе я бы пригрозил ему отчислением, двойками, отрицательной характеристикой, а тут…
Я тоскливо посмотрел на окна хозяйского дома. Вокруг не было ни души.
Вдруг в кустах кто-то чихнул.
– Эй!! – Бросившись к барбарисовым зарослям, я раздвинул колючие ветки. – Эй, кто тут?!
Кто-то мелкий и юркий прошмыгнул у меня между ног и спрятался за широким стволом раскидистого дерева.
– Прохор! – догадался я и ринулся к пацану, в надежде с ходу завоевать его доверие и понимание.
Но пацан и не подумал проникаться ко мне добрыми чувствами. Он стремительно залез на нижнюю ветку дерева и тихонько завыл.
– Слезай, – задрав голову, попросил его я.
– Ты меня бить будешь, – провыл мальчишка, забираясь выше ещё на одну ветку. Он был типичный дохляк и недотёпа – тощий, нескладный, болезненно-бледный, в круглых очках и нелепо сидящей дорогой одежонке.
– С чего ты взял, что я тебя бить буду? – удивился я, гарцуя под деревом.
– Ты бандит! – пропищал пацан. – Я по телевизору тебя видел!
– Да ну? В какой передаче?
– Домашний… домашний…
– Любимец? – обрадовался я.
– Да! – заорал Прохор. Тонкая ветка под ним сломалась, и он грохнулся на землю.