Последние отзывы

  40  

– Где Витя? – спросила она. – Ярик, что у тебя на плече? Почему она напялила мой костюм? Ярик! Где Витя?

Не обращая на нее внимания, Балашов сгрузил Деда Мороза на кожаный двухместный диванчик и сказал ему:

– Отлежишься здесь пока. Мы вас закроем. Можешь попировать. – Он кивнул на накрытый стол.

– Ярик! – взвизгнула Кира. – Что это значит?

– Не бойтесь, женщина, – простонал с дивана Мороз, – я вам вреда не сделаю. У меня девчонок как редисок на грядке, выбирай любую! Мне молодые больше нравятся. Извините.

Кира замерла с открытым ртом, потом кинулась на Балашова:

– Сколько ты заплатил этим клоунам, чтобы меня унизить? Не смей меня запирать!

Он оттолкнул ее обратно в кресло, и она опять умудрилась свалиться туда красиво – можно было делать снимок за снимком.

– Молчи, – сказал Балашов. – И сиди тихо.

Что-то такое Кира про него знала, потому что прекратила истерику, дала нам выйти и закрыть дверь на ключ.

И тут в коридоре снова погас свет.

* * *

От злого бессилия Балашов выстрелил. За дверью всхлипнула Кира и застонал Дед Мороз.

– Не надо палить в потолок! – крикнула я, и мы побежали по темному коридору назад, к лестнице, где был этот чертов рубильник. Этот маршрут я могла бы уже проделать с завязанными глазами в любом направлении.

Балашов подбежал к злополучной дверце первым. Я включила фонарик и, помогая ему, шарила по стене ярким лучом.

Дверца была открыта. Кто-то так торопился, что закрыть ее не успел. Балашов рванул на себя рубильник. За мгновение до того как зажегся свет, мы услышали какой-то шум. Даже не шум, колебание воздуха. Так падает лист бумаги с небольшой высоты. Голубоватый свет резанул мне глаза. И почему он раньше казался таким тусклым?

Балашов, с неожиданной легкостью для своих габаритов рванул вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки и подняв руку с оружием вверх. Проклиная Кирины каблуки, я побежала за ним, впервые серьезно подумав, а не набрать ли 02?

В коридоре никого не было.

И в холле никого не было.

Я зачем-то водила фонариком по стенам, будто дополнительный свет мог как-то помочь.

Балашов ворвался в комнату для прислуги – в свой первый заход мы успели осмотреть на первом этаже только его кабинет.

Никого.

Он закрыл дверь на ключ и ринулся дальше. С бильярдной все было ясно, она закрыта, кабинет тоже. Детская, комната эконома, туалеты – пусто и тихо. Словно кто-то невидимый решил поиграть с нами, ходит рядом, смеется и творит свои страшные безобразия. Последней комнатой, которую Балашов проверил и закрыл на ключ, была кухня.

– Подвал! – напомнила я, и он побежал куда-то под лестницу, в полумрак.

Под лестницей я увидела тяжелую железную дверь с навесной щеколдой снаружи. Дверь была открыта, за ней – черная дыра.

– Там, – задохнувшись, крикнул Балашов, щелкнул выключателем у наружного косяка, и понесся вниз по крутой лестнице, целясь из пистолета в неизвестность.

– Стой! – закричал он кому-то.

– Стой! – заорала я ему, понимая, что он нарвется на пулю раньше, чем сам успеет выстрелить. – Стой! Нужно просто закрыть эту дверь и вызвать ментов! Стой!

Но он уже скрылся из вида и я, как последняя дура, поскакала за ним вдогонку, перелетая через ступеньки, теряя Кирины туфли. Не удержавшись на ногах, остаток пути я пролетела словно в детстве с горки, задницей пересчитав все ступеньки и обогнав Балашова. Он нагнал меня, перемахнул словно бегун препятствие, даже не притормозив, и помчался дальше, по просторному подвалу, размахивая пистолетом как в дурацком боевике. Здесь действительно стояли стиральные машины и какие-то здоровые корзины, наверное, для белья. Балашов нырнул за одну из них, когда сверху раздался скрип тяжелой двери, лязг щеколды и погас свет.

Темноту подвала было не сравнить с темнотой коридора, в которой мы пробегали полночи. Во всяком случае, я поняла, что такое «темно как в могиле». Еще я поняла, что нас обставили как последних идиотов, что ловушка захлопнулась, и что... сбылась моя мечта посидеть в темном и тихом подвале. Пока я об этом думала, Балашов что-то громко крикнул, но что именно, я не поняла. Я услышала, как он взлетел по лестнице, как стал колотить в дверь кулаками и орать: «Откройте, уроды!». Так Кира недавно орала нам.

– Молчи, – сказала я ему, – молчи. Нет никакого смысла орать.

Нащупывая руками и коленками ступени, я поползла наверх. Я достала из кармана фонарик, зажгла его, но почему-то он горел очень тускло. Так тускло, что становилось тошно от мысли, что этот свет – все, что положено нам в этой могиле.

  40