Последние отзывы

  44  

Кристи повернула к себе зеркало заднего вида и накрасила губы розовым блеском.

Севка, усмехнувшись, развернулся в неположенном месте. Он решил, что не так предсказуем, как думает Драма Ивановна, поэтому поедет сейчас не в «Соколик», будь он неладен, а сначала поговорит с Васей.

– Соедини меня с Лаврухиным, – протянул он свой мобильник Кристи.

– Это продюсер?

– Продюсер, продюсер, – хмыкнул Фокин.

Кристи заклацала накладными ногтями по кнопкам, изучила надписи на дисплее и пропела в трубку:

– Господин Лаврухин? С вами хочет поговорить режиссёр Фокин. Да, режиссёр. Вы будете с ним разговаривать? Господин Лаврухин говорит, что всенепременно, – улыбнулась она Фокину.

Севка нацепил гарнитуру.

– Слышь, Бунюэль^[5]! – раздался в наушнике измученный голос Васи, – приезжай к пивной возле базара, я тут… работаю.

Работал Вася возле стакана пива с осевшей пеной. Пиво он зажёвывал мятной жвачкой. Лицо у Васи было измучено, брюки помяты и, в общем-то, лейтенант мало чем отличался от прочей братии, пришедшей сюда с утра поправить здоровье. Столики стояли на улице, поэтому свежий ветер тоже способствовал реанимации тел.

При виде Кристи, Вася скривился и поскучнел. Он не любил банальных красоток, ему нравились женщины в теле и с кулинарными способностями.

– Драс-с-сьте, – пробормотал Лаврухин, отодвигая от себя пиво и делая вид, что не имеет к нему отношения.

– Привет, Лавруха, – поздоровался Севка, присаживаясь за стол и усаживая рядом с собой Кристи. – Это моя новая секретарша. Не обращай на неё внимания, она в клипе снимается.

Вася кивнул и придвинул к себе пластиковый стакан с пивом.

– Ой, первый раз вижу продюсера в милицейской форме! – прощебетала Кристи.

– Он тоже в клипе снимается, – ухмыльнулся Севка. – Кристи, детка, от тебя сейчас требуется молча смотреть на небо и время от времени подмигивать во-он тем ребятам за соседним столиком.

– А где камера? – огляделась Кристи.

– Не думай о камере, думай о результате.

– Хорошо. – Кристи закинула ногу на ногу и вошла в образ. Подмигнув облакам, она выпучила глаза на парней за соседним столиком.

– А от меня что требуется, Бунюэль? – буркнул Лаврухин. – Тоже подмигивать?

– Для начала скажи, ты ночью был у любовницы?

– Какой любовницы?! – возмутился Лаврухин. – Чего б я в обнимку с пивом утром сидел, если б ночью с любовницей кувыркался? Запомни, Фокин, я тёщу люблю, поэтому жене никогда не изменяю. А ночью я встречался с одноклассниками в кафе «Мангуста». Перебрал малость, голова раскалывается… – Лаврухин отхлебнул пиво и, держа его во рту как лекарство, закрыл глаза.

– Ясно, – помрачнел Фокин. – Лучше бы ты, Вася, бабу себе завёл, чем с одноклассниками встречался. Я всю ночь не мог тебе дозвониться. Режиссёром вот с перепугу стал. – Севка кивнул на Кристи, которая усердно подмигивала облакам и пялилась на парней, которые уже начали нервничать.

– М-м-м, – простонал Вася и, проглотив, наконец, пиво, спросил: – Ты про папаню пришёл узнать?

Ощутив комок в горле, Севка кивнул.

– Там дело – труба, – покачал головой Лаврухин. – У Генриха в сторожке нашли домашнее вино, водку и одеколон «Гвоздика», похищенные у зарезанных жертв. На вопрос, откуда у него всё это, Генрих Генрихович мычит что-то невразумительное, типа «нашёл».

– А нож? Клинок, которым он убивал, тоже у него нашли?!

– Генрих говорит, что все ножи выбросил от греха подальше, а куда – не помнит.

– Идиот, – чуть не заплакал Севка. – Все мозги пропил! Что, и опечатки его есть?

– Только на бутылках. А в домах у потерпевших никаких отпечатков нет. Следователь считает, что он убивал в перчатках.

– У папани отродясь перчаток не было! Он в сорокоградусный мороз в варежках ходит! – не выдержав, заорал Севка. – Этим вашим следователям лишь бы козла отпущения найти! Не убивал никого папаня! Он пьяный и мухи не обидит!

– А трезвый? – нагнувшись к нему, тихо спросил Лаврухин. – Трезвый он какой?

– А никакой, – тоже шёпотом ответил Фокин. – Я трезвым его последний раз видел, когда мама жива была.

– Вот видишь, – Вася залпом допил пиво. – Папаня твой наверняка страдает белой горячкой и сам не ведает, что творит.

– Нет у него белой горячки! У него боль душевная и… беспокойство за мир во всём мире. Не виноват папаня.

– Да верю я, что Генрих Генрихович никого не убивал! – Лаврухин швырнул пустой пластиковый стакан в урну. – Просто я пытаюсь показать тебе, как рассуждает следствие. Такие, как твой папаня, всегда в группе риска, на них проще простого повесить любое преступление. А уж что эти алкаши в своих показаниях несут… – Вася махнул рукой. – Никакой адвокат им не поможет.

  44