87 
Вернуться и остаться в живых — вот моя задача, думал Иван.
И отомстить.
Всё просто.
* * *
Виолатор, сокращенно Вил, занимал на Выборгской одну из официальных должностей — вроде «путевого обходчика». Звучало красиво и так — по-старому. На самом деле его обязанностью было забалтывать приезжих — представляет опасность для станции, нет, а так же инспектировать местные гостиницы.
Такая лёгкая версия службы безопасности.
Иван усмехнулся.
Не брезговал Виолатор и случайным заработком — вроде того, на который подвизался сейчас, с Иваном.
Познакомились они, когда Иван заливал местной сивухей последние новости — и как-то очень легко сошлись. Впрочем… Иван покрутил головой, разминая шею. В затылке застрял штырь — тупая боль после вчерашнего.
Впрочем, не последную роль в этой лёгкости принадлежала алкоголю.
Через пару часов они дошли до станции Чёрная речка. Станция была заброшенная, неизвестно почему — по крайней мере, Виолатор этого не знал. На станции горел огонь, люди в цветастых нарядах сидели вокруг костра. Иван сто лет уже не видел живого огня. В Альянсе за открытый огонь можно было крепко схлопотать.
Конечно, едко подумал Иван, если это не струя из огнемёта.
От костра поднялся крупный мужчина в широкополой шляпе. Борода, усы с сединой. Смуглая кожа.
— Цыгане, — сказал Виолатор. — Подожди, я сейчас.
Он пошёл навстречу мужику в шляпе, улыбаясь на полметро и раскидывая руки для объятий.
Мужик, однако, обниматься не пожелал. Что-то сказал рыжему сердитое и резкое, махнул рукой — иди, мол. Виолатор пытался возразить, но цыган повторил жест.
Иван ждал.
Виолатор вернулся — ничуть не обескураженный таким холодным приёмом.
— Да понимаешь, ангелы не разрешают, — сказал Виолатор.
Петроградскую они прошли, практически не останавливаясь. Была это тихая и странная станция. И народ там был очень тихий и очень странный. Иван не понял, в чём дело, но среди жителей Петроградской он себя чувствовал совершенно чужим.
— Дендрофилы, — сказал Виолатор шепотом.
— Кто?
— Любители растений, — добавил он и больше ничего объяснять не стал. Впрочем, Ивану было, если честно, всё равно. Да хоть филателисты! Всё равно он не знал, что эти слова означают — что «дендрофилы», что «филателисты».
Да и наплевать.
Когда через несколько часов они дошли до поворота на Горьковскую, Виолатор наставил на Ивана «абакан».
— Что это значит? — спросил Иван с удивившим его самого спокойствием.
— Ты обещал мне заплатить, — сказал Виолатор. — Родненький, давай, плати.
— Верно.
— Отдай мне вторую половину. Дальше ты уж, извини, сам дойдешь.
— Да, — Иван кивнул. — Я понимаю.
Стараясь не делать резких движений, он вынул из сумки патроны и отсчитал положенное количество.
— Положи на землю.
Иван пожал плечами, сделал, как просил рыжий. Отступил на два шага. Виолатор быстро, даже не пересчитывая, закинул патроны в рюкзак. Поднялся.
— Ход вон там, — он высветил фонарем надпись над коллектором. — Удачи тебе, диггер.
— Откуда ты знаешь? — Иван замолчал.
Виолатор расплылся в довольной улыбке.
— А что, я вашего брата не видел? Вы даже ходите одинаково. Я же видел, как ты меня затылком «держал». Мне прямо нервозно становилось. Думал, заведешь меня куда и порешишь.
— Я вообще-то честный человек, — сказал Иван. Интересный тип этот рыжий…
— Нет, — Виолатор покачал головой, не опуская «абакан». — Ты не честный человек, родненький. Ты просто держишь слово. А это разные вещи. Вообще, это у вас, диггеров, профессиональная деформация.
— Что? — Иван поднял брови.
— Отпечаток, который накладывает профессия. Я когда-то изучал психологию. Ну, ты понимаешь…
Иван усмехнулся.
— И чем же отличается честный человек от диггера, который просто держит слово? — спросил он с интересом.
Виолатор ухмыльнулся.
— Это тонкий вопрос. Скажем так: честный человек… честен и за рамками… данного слова. А диггер за рамками данного слова совершенно свободен. И может сделать всё, что угодно. Например, дать мне по башке и забрать автомат.
— Логично, — сказал Иван. Нельзя сказать, чтобы он об этом не думал. Оружие бы ему сейчас очень пригодилось. — Так куда мне идти?
— Туда.
— Если ты меня обманул, я тебя найду, — предупредил Иван. — Я не угрожаю. Ничего личного. Просто думаю, ты должен это знать, Вил. Я ничего не прощаю — никому и никогда.
87 
