очень нудно 
16 
— Санча, — сказала стрега.
Это была фамильярность самого оскорбительного толка — обратиться ко мне без титула, заговорить прежде, чем я заговорила с ней, усесться без моего дозволения, даже не преклонив колени. И все же я была польщена: она произнесла мое имя, словно бы лаская его. Она не говорила со мной — скорее уж выпустила имя ввысь, изучая исходящие от него эманации. Она пробовала его на вкус, наслаждалась им; она запрокинула голову, словно бы следя, как имя тает в воздухе.
Потом она взглянула на меня; сквозь вуаль видны были янтарно-карие глаза, в которых отражался свет лампы.
— Ваше высочество, — сказала стрега, наконец-то обратившись ко мне. — Вы пришли сюда, дабы узнать что-то о своем будущем.
— Да, — нетерпеливо откликнулась я.
Стрега ответила серьезным, степенным кивком. Достав из ящичка стола колоду карт, она положила их на черный шелк между нами, опустила поверх них руки и принялась негромко молиться на языке, которого я не понимала. Затем она одним отработанным движением развернула их веером.
— Давай, юная Санча. Выбирай свою судьбу.
Меня затопило веселое возбуждение, смешанное со страхом. Я с трепетом взглянула на карты, протянула дрожащую руку, потом коснулась пальцем одной из карт и тут же отдернула руку, словно ошпаренная.
Я не хотела выбирать именно эту карту, однако знала, что судьба выбрала ее за меня. Моя рука на мгновение нерешительно зависла в воздухе, потом я сдалась, взяла карту со стола и перевернула.
Изображение на ней заполнило меня ужасом: мне хотелось зажмуриться, стереть это изображение, но при этом я не могла оторвать от него глаз. Это было сердце, пронзенное двумя мечами, которые вдвоем образовывали большую серебряную букву X.
Ведьма спокойно взглянула на карту.
— Сердце, пронзенное двумя мечами. — Я задрожала.
Стрега взяла карту, собрала колоду и убрала ее в ящик стола.
— Дай мне руку, — велела она. — Нет, левую. Она ближе к сердцу.
Она взяла мою ладонь обеими руками. Ее прикосновение было приятным, пальцы — теплыми, несмотря на царящий здесь холод, и я начала расслабляться. Некоторое время стрега напевала себе под нос какую-то мелодию без слов, устремив взгляд на мою ладонь.
Внезапно она выпрямилась, все еще продолжая сжимать мою руку, и взглянула мне в глаза.
— Большинство людей в основном добрые или в основном злые, но ты наделена обеими силами. Ты хочешь говорить со мной о незначительных вещах, о браке и детях. Я же теперь скажу тебе о вещах куда более великих. В твоих руках судьба людей и целых народов. С оружием, заключенным в тебе, — с добром и злом — нужно уметь обращаться, и каждое из них следует применить в должный срок, ибо они изменят ход событий.
Пока она говорила, перед моими глазами пронеслись пугающие видения: мой отец, в одиночестве сидящий в темноте; старый Ферранте, что-то нашептывающий в сморщенные уши анжуйцев в своем музее, смотрящий в их незрячие глаза… и его лицо, его фигура превратились в мои. Это я стояла на цыпочках, прижимаясь телом к мумифицированной коже, и шептала…
Я вспомнила о том мгновении, когда мне страстно хотелось заполучить меч, чтобы перерезать горло отцу. Я не хотела власти. Я боялась того, что могу натворить, располагая ею.
— Я никогда не прибегну к злу! — возмутилась я. В голосе стреги прорезались жесткие нотки.
— Тогда ты обречешь на смерть тех, кого любишь сильнее всего.
Я отказывалась воспринимать это чудовищное заявление. Вместо этого я вцепилась в свою маленькую наивную мечту.
— Но как же насчет брака? Буду ли я счастлива с моим мужем, Онорато?
— Ты никогда не выйдешь замуж за Онорато. Увидев, как задрожали мои губы, ведьма добавила:
— Ты сочетаешься браком с сыном самого могущественного человека в Италии.
Мой разум лихорадочно заработал. Кто это может быть? В Италии нет короля; страна разделена на множество группировок, и ни один человек не обладает достаточной властью над всеми городами-государствами. Венеция? Милан? Не имеющая себе равных Флоренция? Союз между этими государствами и Неаполем казался маловероятным…
— Но я буду любить его? — не унималась я. — У нас будет много детей?
— Ни то, ни другое, — ответила стрега со страстностью, доходящей до жестокости. — Будь очень осторожна, Санча, или твое сердце уничтожит все, что ты любишь.
Я ехала обратно в замок в молчании, потрясенная и оцепеневшая, словно жертва, захваченная врасплох и в мгновение ока погребенная под пеплом Везувия.
16 
