А c другой стороны, он не хотел оттолкнуть ее своей нереальностью. И он добился, чтобы она представляла его совершенно отчетливо. Для этого ему пришлось придумывать свою личность с точностью до мельчайших подробностей — начиная с болезней, которыми он болел в детстве, и преподавателей, которых он не любил в институте, и кончая родинкой на правом локте, сломанным на боксе носом, и любимым блюдом: им оказался майонез, который он добавлял во все остальные блюда.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ:
УЛИЦА МЕБИУСА
в полночь
на безлюдной Дворцовой
саксофонист
такой маленький
у подножья колонны
спиной
к мокрым улицам
лицом к своему двойнику
в полированном камне
в асфальте
отражения фонарей
перевернутый город с собакой
и уже непонятно
который
из двух инструментов
эхо
Клетка 20. ЛЮБОЛЬ
Мне снилась Мэриан.
Я лежал на берегу моря, на пустынном песчаном пляже. Была ночь, море слабо светилось, отражения звезд шевелились на волнах. Мэриан сидела рядом, закутавшись в индейское лоскутное одеяло. Она только что вышла из воды, с темных змеистых прядей капало. Я видел лишь контур ее головы, а ниже складки одеяла скручивались в такой бесформенный кокон, что казалось — мокрая голова на фоне звездного неба существует сама по себе. Вдруг мне привиделось, что разноцветные треугольные лоскутки на одеяле — это детские кубики, вернее, пирамидки, из которых сложен игрушечный город-замок, а из-за города выглядывает спрятавшийся ребенок. Я пригляделся к пирамидкам и обнаружил, что на их гранях, обращенных ко мне, действительно нарисован город — словно одну большую фотографию разрезали на треугольники и наклеили их на грани тетраэдров. В тот же миг кукольный город стал непостижимым образом превращаться в настоящий: большие пирамидки делились на пирамидки поменьше, а те делились снова… Я понял, что они вот-вот уменьшатся до множества висящих в воздухе точек, каждая из которых будет неразличима глазом, зато все вместе будут складываться в очень четкое, очень реалистичное трехмерное изображение. После этой мысли пирамидки перестали делиться — получился почти настоящий город, и все-таки еще можно было различить, что он состоит из фрагментов, нарисованных на гранях очень маленьких тетраэдров. Но ведь у каждой треугольной пирамидки четыре грани, а ко мне они все обращены только одной! Интересно, если взглянуть сбоку — сложится ли другая трехмерная картина? Я чуть повел головой, пытаясь заглянуть за угол еще не сложившейся реальности. Однако тысячи микроскопических пирамидок согласно повернулись вслед за мной, словно не хотели показывать мне другие свои стороны, кроме тех, на которых нарисован город. Вот незадача! Я задумался было, что же делать, но тут шум моря все вернул обратно: передо мной опять был пестрый кокон лоскутного одеяла, а над ним — темный силуэт мокрой головы Мэриан. Я протянул руку, намереваясь залезть под одеяло. Мэриан отклонилась и высунула из кокона маленький кулачок с «фигой».
— Ты же спишь, негодяй! — сказала она.
— Это точно, — ответил я, не открывая глаз. — Но я тебя вижу.
— Ну и видь сколько хочешь. А лежи смирно.
Она придвинулась и опустила мокрые кудри мне на лицо. Медленно повела головой в сторону… кончики волос пробежали по моим щекам, по векам. И обратно. Казалось, она рисует у меня на лице мягкими кисточками. Каждое движение ее мокрых волос вызывало в сознании тихую, прохладную вспышку света, раздвигающую пурпурный сумрак…
По ушам хлестнул удар штормовой волны, рев продолжался и продолжался, пока я привычным движением не прихлопнул будильник.
По улице одна за другой проезжали машины. Каждая плескала в окно светом фар, и вместе с этим светом тени деревьев проползали справа налево по стеклу, по потолку и исчезали, но вскоре опять появлялись справа со следующей парой фар — словно огромный невидимый дворник подметал фасад дома огромной метлой.
В промежутках между машинами наступала тишина, слышались редкие удары капель по жестяному подоконнику. Зубная боль зимы, очередная оттепель точила сосульки. В комнате было жарко, теплостекло опять не успело отреагировать на резкую перемену погоды и отключить обогрев квартиры. Я почувствовал, что снова начинаю засыпать, и резко поднялся с кровати. В противоположном углу комнаты раздался шелест, в темноте мелькнуло что-то белое… «Крыло» — автоматически подумал я, вздрогнув. Блин, что за бред!