Линдлей спросил вчера: «Да ты никак стал покорным?» «Так ли это, – спрашивал себя граф, – правда ли это?»
Вопрос очень беспокоил его. И графу, вообще-то, следовало выбросить из оловы подобные мысли. Его обязанностью было подыскать мужа для Джейн. С каждым днем граф все сильнее осознавал, что это действительно необходимо и что с этим следует поспешить. Он также понимал, что не сможет оставить девушку в поместье, а сам уехать в Лондон, как он поначалу предполагал. Да, он должен выдать ее замуж, и как можно скорее. А это значит, что он должен взять ее в Лондон с собой. Граф ненавидел Лондон. По правде говоря, он вообще не любил больших городов, потому что был человеком деревенским, он предпочитал физический труд сидению за письменным столом. Но он обладал при этом и сильной волей, и чувством Долга. Он никогда не уклонялся от выполнения своих обязанностей, не собирался он делать этого и теперь. Да, большинство знатных людей жили обычно в своих поместьях, но через месяц, в сентябре, все съедутся в столицу, и Лондон превратится в сплошной водоворот балов, приемов, маскарадов и вечеринок – начнется зимний сезон. Но ему с Джейн нужно отправиться в Лондон заранее. Прежде, чем начать подыскивать девушке жениха, граф должен одеть ее как следует. Кроме того, ему необходимо было восстановить свое собственное положение в свете.
И он не собирался бояться этого.
Вообще-то, Ник всегда чувствовал себя неловко в обществе пэров. Даже в юности. Он трижды приезжал из Америки, чтобы навестить дедушку, познакомиться с Драгмором – с той жизнью, которая вскоре должна была стать его собственной, – но и тогда, в двенадцать, четырнадцать и шестнадцать лет, ему было здесь не по себе, он постоянно испытывал неловкость, ощущал себя неуклюжим, как щенок дога. Старый граф мягко направлял его, обучая хорошим манерам и умению держать себя в обществе, но Ника эта наука не слишком интересовала. Даже будучи мальчиком, он не видел в ней пользы, да к тому же ему чрезвычайно не по душе была сама атмосфера света – приемы казались ему глупой тратой времени. Но самим Драгмором он был очарован. Это было самое настоящее ранчо, похожее на то, где он вырос, вот только скот здесь был совсем ручным, в отличие от техасских лонгхонов.
Граф чувствовал себя дома только в поместье, когда он объезжал свои двадцать пять тысяч акров, наблюдал за обработкой полей, выпасом стад, работой маслобоен.
Но, очутившись в гостиной, граф постоянно боялся, что разобьет чашку из тончайшего китайского фарфора, всего лишь прикоснувшись к ней своей огромной рукой, или, хуже того, споткнется, если попытается раскланяться как положено. Впрочем, от поклонов Ник давным-давно отказался. Здороваясь, он просто кивал головой.
Когда он был мальчишкой, то очень страдал из-за того, что сыновья пэров, с которыми знакомил его дед, беспрерывно дразнили его и издевались над ним. Его прямо в лицо называли дикарем и варваром. Но когда Ник позволил себе расправиться с одним из этих юных лордов, пригрозив тому невесть откуда взявшимся девятидюимовым ножом и прижав лезвие к его горлу, дед отобрал у Ника оружие и предупредил, что так делать нельзя. Но Ник никогда не выходил из дома без ножа. И он сразу купил себе новый; однако он прекрасно понимал, что хвастать им не следует, и с тех пор носил его в башмаке, пристегнутым ремешком к лодыжке.
Но мальчишки с тех пор обзывали его только потихоньку, издали.
Но Патриция не последовала их примеру.
Это был брак по договору. Ник до зимы шестьдесят пятого года служил в армии Штатов. Он лишь раз, и то ненадолго, заехал домой, и визит этот был не из радостных. Теперь между ним и отцом стояла стена, потому что Ник узнал тайну своего происхождения и гневался на Дерека за многолетнюю ложь. Но Дерек, открытый как всегда, не заметил перемен в отношении к нему Ника. Ник знал, что его родители были уверены: это война изменила его.
На следующую весну он приехал в Англию, а годом позже женился на наследнице Кларендона. Ник влюбился в Патрицию с первого взгляда. У нее были роскошные темно-золотые волосы, зеленые миндалевидные глаза и роскошное тело, за обладание которым любой мужчина готов бы был умереть. Патриция была ослепительно хороша – и прекрасно знала об этом.
До брака они провели вместе лишь считанные часы. Ник был разочарован холодностью девушки, но решил, что она просто «соблюдает приличия», как это принято в Англии. Он даже боялся целовать ее – это он-то, целовавший женщин уже в четырнадцать лет! Но все же до свадьбы он сорвал два поцелуя. В первый раз Патриция позволила ему коснуться ее губами, никак не ответив; ее губы были холодными и гладкими, словно мрамор. Во второй раз она выразила явное неудовольствие и напомнила Нику, что она – леди и что они еще не женаты. Причем сказала она это так выразительно, что у Ника до самого вечера горели от стыда уши. И больше он не прикасался к ней до самого венчания.