Следствие по этому делу потрясло всю Англию.
Маленький зал суда графства был набит битком каждый день, словно цирк. Весь лондонский высший свет явился на самый скандальный процесс века – ведь перед судом предстал один из пэров! Знать хотела присутствовать и слышать все своими собственными ушами. Все «странные» привычки графа стали достоянием гласности, и вскоре обнаружилось с предельной ясностью, что граф – не англичанин и никогда им не был.
Он слишком много пил. Он курил. Он любил азартные игры. Он был закоренелым атеистом. Он был явным распутником и никогда не хранил верности своей супруге.
Да, большая часть этих обвинений была правдивой, но Ник даже не пытался как-то доказать свою непричастность к убийству, он даже не упомянул о том, что всегда был верен жене – до того момента, когда она сбежала с любовником. Ник чувствовал, что ни одному его слову все равно никто не поверит. Общество просто жаждало его крови.
В суде много говорили об отношениях графа с женой. Свидетели подтвердили, что Патриция ненавидела его со дня венчания, что их брак не был похож на другие, что граф тоже ненавидел жену и что он угрожал ей, более того, с недавних пор графиня была заперта в своих комнатах. Слуги заявили даже, будто слышали, как граф бил жену. Конечно, подобные заявления суд не принял во внимание, но все же они принесли Нику немало вреда.
О нем говорили, что он просто бешеный и склонен к насилию. Он хладнокровно, расчетливо изуродовал на дуэли несчастного графа Болтэма и всегда носит при себе нож и обращается с ним не хуже наемного убийцы. Он даже в детстве не расставался с оружием и не постеснялся применить его против мальчика, чем-то обидевшего его. Тот самый мальчик – теперь уже давно взрослый мужчина – с энтузиазмом подтвердил, что данный эпизод и в самом деле имел место, когда им с графом было по четырнадцать лет. Говорили, граф настолько запугал жену, что бедняжка была просто вынуждена сбежать. Обвинитель особо подчеркивал, что Патриция ударилась в бегство, поскольку опасалась за свою жизнь; но этот пункт обвинения судом был отвергнут.
Викторианское общество, ставившее во главу угла мораль, респектабельность, верность и умеренность, набросилось на Ника; его изображали в газетах мрачной, пьяной, жестокой американской скотиной. Но в конце концов выяснилось, что свидетельств тому, что именно граф поджег крыло и убил тем самым жену, просто нет. Более того, в суд в один прекрасный день явилась известная лондонская мадам, которую Ник в последнее время навещал довольно часто, и под присягой дала показания о том, что в страшную ночь Ник был у нее, не выходя ни на минуту. И с графа сняли все обвинения.
Официально его оправдали, но суд не смог избавить его от нового титула, данного молвой, и теперь его называли Властелином Тьмы.
Похоже, имя прилипло к Нику на всю оставшуюся жизнь.
Глава 17
Он чувствовал себя напряженным и злым.
Настолько напряженным и настолько злым, что на обратном пути пустил коня галопом – прямиком через газоны и лужайки. Наконец он остановил фыркающего жеребца перед парадным крыльцом особняка, возле розовых кустов, и, небрежно бросив поводья, взбежал по каменным ступеням к двери. Какого черта, где там эта парочка?!
В этот день граф носился по всему поместью, от южной границы до северной, и нигде не заметил и следа Линдлея и Джейн. Он твердил себе, что у него вовсе не из-за этого такое паршивое настроение, а просто потому, что он слишком устал, разгорячился, провонял потом. Но, чтоб им пропасть, где они провели это чертово утро?!
Влетев в коридор, он проревел:
– Томас!
Дворецкий уже стоял за его спиной, невозмутимый, как всегда.
– Да, милорд?
– Где Линдлей?
– В утренней гостиной, милорд, с мисс Джейн.
Нику показалось, что его насквозь пронзили кинжалом. Он стремительно прошагал через холл и остановился перед дверью гостиной, чтобы хоть отчасти восстановить душевное равновесие. И тут же до него донесся серебристый смех Джейн и богатый, сочный баритон Линдлея. Граф распахнул дверь.
– Как тут мило, – прорычал он не своим голосом.
Линдлей и Джейн застыли с виноватым видом, словно застигнутые на месте преступления… но ведь так оно и было! Они сидели на диване, рядом – слишком близко друг к другу – и юбка Джейн касалась ноги Линдлея. У них на коленях была разложена огромная книга, и Линдлей держался за одну ее сторону, а Джейн – за другую. Их головы склонились друг к другу… и при появлении Ника они одновременно резко поднялись.