Ресторан помнится плохо — только бормотание Алки:
— Какие-то чучела на входе, кальяны. На кельнерах — кафтаны, сафьяны… все, суки, пьяны…
Вот наш отдельный стол за загородкой, над ним прибиты медвежья шкура и рога (под которые ни я, ни Стоян не хотели садиться, села Алка)… Водка… много жареного мяса… Стоян гордо перечислял: вот жареные рёбрышки… говядина под соусом… свинина на вертеле… отдыхайте!..
Пошли первые рюмки стандартного типа «будем!». Водка после травы стала давить, наваливать пласты мыслей, в каждом можно было долго ковыряться — например, «ну, будем!», повторяемое Стояном, заставило задуматься о том, что этот тост говорится только в будущем совершенном времени. А будем — что?.. Будем быть?.. Будем будевать?.. Я буду быть. Я буду будевать. Или буду бывать?.. Или вообще будем живы? Надо бы Исидору ввести декретом будущее-процесс, чтоб у людей былочем заниматься… В целом это может подтверждать Ваш тезис о пассивном фатумном оптимизме славян: будем — и всё, это главное! А как будем — это уже другой вопрос…
Оболочка, в которой я так уютно сидел целый день, стала от водки как-то плотнее охватывать меня, качать, разносить в стороны, откуда было всё труднее возвращаться назад… ни прыг-скоком… ни скок-прыгом…
Сквозь шум и звон пробивались отдельные слова Стояна, которые я не мог и не очень хотел понимать, а тем более записывать. Не могу же я фиксировать все слова на свете, тем более такие уродливые, как у болгар, — «махмурлук», например, что красивого?.. Или «мар-зылан»… Как болван или барабан! Нет, русский язык — мягкий и ласковый — вот, например, слово «пепельница». Как звучит? Просто бабочка с крыльями!.. Так и хочется поласкать рукой. Кстати, и по-болгарски бабочка будет — «пеперуди», тут есть совпадения… Но вообще одного русского языка хватило бы на всех славян, зачем еще другие языки учить, мучиться?
Да и к чему вообще вся эта лингвистика, когда под столом ласковая нога Алки охватывала мою, отчего было очень приятно и казалось, что мы с ней — в заговоре, которого не знает никто в мире, в секрете, известном только нам, да еще Адаму с Евой… Некстати вспоминались слова полковника о том, что «кто бы с бабами связывался, не будь у них тела»… В общем, да. Но вот эта теплота, доброта… душливость… самодавача… Надо забрать её в Баварию…
…А если она заберёт меня в Холмогоры?.. Это где-то… провинция… Хорстович говорил, что один раз ездил в провинцию и больше не хочет — всюду на разбитых углах сидят на корточках небритые татуированные люди в штанузах, с банками пива в мозолистых руках, и у всех золотые зубы, и все они поминутно то хлёстко плюются, то так ловко — цык-цык — бочком, сморкаются. «А где это — провинция?» — спросил я его. «Всюду, где не Москва», — ответил Хорстович, на что я усомнился — есть же большие города, много миллионов, какая же это провинция?..
Потом Алка и Стоян куда-то пропали. Я обнаружил себя за столом, полным костей и пролитой водки. Холодная злоба стала шевелиться во мне — «пошла в туалет приятное делать бычку… сказал же сам — плотоугодлив зело».
Я огляделся получше — на сцене ребята в расшитых распашонках долбили на каких-то трёхструнных корытах что-то громкое и тряское. А, вон и Алка, пляшет со Стояном балканское, с подпрыгом. Оттого, что они тут, а не вышли куда-нибудь в коридор, стало так приятно, будто душу окатили маслом масляным. И когда они пришли к столу, я жарко стал им говорить, как я рад, что мы подружились, моей мечтой всегда было дружить со всеми, и даже больше того — Фредя всегда мечтал прожить жизни всех людей, узнать, как они жили, говорили, что делали…
На это Стоян вспомнил заклятых турок и сказал, что лично он не хотел бы быть сваренным в кипятке. Нет, доказывал я, почему обязательно сваренным? Хочу знать, что думают крестьяне в тростниках Нила!.. О чем говорят на свадьбе подвыпившие рыцари?.. Как считает последние гроши гончар в Куме? Как примеряет свои первые сапфиры магараджа в Раджастане?.. Какую еду готовят этруски?.. Что поют туареги, везущие рабов на продажу?.. Как пахло в соборе, где Лютер топал ногой на католиков?.. Что подают на обеде у Ивана Страшного, где фон Штаден откусил яйца у боярина, выпил подряд три кубка и смог еще станцевать тарантеллу, за что и получил из царских рук перстень, дошедший до моей мамы?..
Мне никто не возражал (Стоян догрызал рёбрышки, Алка думала о чём-то своем, оторванном от нас, нервно оглядывалась), но я настаивал, долбил: